Сокрушение тьмы

Севернее города Яношхаза, там, где железнодорожная ветка проходит через Марцал-канал, 7-ю и 8-ю роты 3-го батальона встретили с той стороны четыре немецкие самородки. Взвод младшего лейтенанта Заврина, растянувшись в цепочку, ведя в руках велосипеды, шел по насыпи первым. Впереди за низким лугом, широко залитым водой по обе стороны канала, виднелись на развилке железных дорог строения какой-то станции, среди них стояла остробашенная кирха с золоченым крестом. Вот оттуда-то и ударили враз по насыпи немецкие самоходки. Разрывы снарядов подняли к небу фонтаны воды, грязи, крошево молодой зелени…

Втянутый насыпью в глубь разлива взвод Заврина кинулся назад. Солдаты швыряли в воду велосипеды, иные бросали их прямо на шпалы и потом, спотыкаясь о них, падали, вновь вскакивали, торопились уйти с этой открытой губительной стрелки и залечь на берегу разлива среди кустов и буковых деревьев. Некоторые бросались с насыпи в воду и, увязая по колено в болотистой жиже, опять выбирались на насыпь, мокрые и грязные. А самоходки беглым огнем рубили шпалы, насыпь, зеркальный разлив воды. Визжа, проносились над головами осколки и куски промасленного дерева, водой и грязью захлестывало полотно железной дороги. В воздухе густо запахло гарью, приторно-сладким запахом тола, взрывы мешались с криком и бранью, с резкими, подхлестывающими командами младше, го лейтенанта Заврина, бегущего по насыпи последним.

— За насыпью в цепь! В цепь! — кричал он, оглядываясь и бегло шаря вокруг испуганным взглядом, боясь, чтобы кто-то не упал, не остался раненым или убитым позади него.

Взводу все-таки повезло. Все выскочили на сухое и, разбегаясь по сторонам, стали прятаться за деревья, окапываться, искать ложбины и рытвины.

Немецкие самоходки с белыми крестами на бортах, окрыленные паникой пехотинцев, ринулись из-за укрытий на чистое место. Они, видимо, поняли, что поспешили открыть огонь, не дали пехоте втянуться по насыпи дальше, и теперь хотели ударить по ней в развернутом строю: что она могла сделать с ними через полукилометровый разлив? Здесь было самое узкое место через канал, но попробуй возьми его без пушек!

Но пушки, оказывается, были, и были совсем рядом — старший лейтенант Капуста тянул их на конной тяге следом за 7-й ротой. И о них вспомнили.

— Пуш-ка-ари! — понеслось дальше в тыл. — Давай сюда-а-а пуш-ка-аре-ей!

И рев беспомощной пехоты, и гулкие взрывы снарядов долетали до слуха Капусты. Буквально через три минуты позади залегших пехотинцев вылетели три пары лошадей, ездовые лихо развернули зарядные ящики, артиллеристы, соскочившие со станин, мгновенно отцепили их, и лошади снова унеслись вскачь.

Сухое, угловатое лицо Капусты было возбужденным и бледным.

— В позицию! — закричал он командирам расчетов. — Первый расчет вправо вперед под укрытие дамбы! Второй — к кустам! Третий расчет — влево, к букам! На-ава-ались!

Но в каждом расчете было только по три артиллериста, и они, надрываясь, развернув вперед стволами пушки, покатили их к указанным позициям, не обращая внимания на разрывы снарядов и осатанелый визг осколков над залегшей пехотой. Эти пушки были легче, но и их не под силу было катить столь малочисленным расчетам. Ухватясь за станины, за колеса, солдаты с багровыми от напряжения лицами, спотыкаясь, падая, разъезжаясь ногами во влажной низменной почве, толкали пушки, думая, наверное, только об одном сейчас, как проворнее выкатить их на исходную позицию. Впереди вповалку широким рассевом лежали пехотинцы и, работая лопатами, быстро, по-кротовьи, зарывались в землю. Артиллеристам надо было прокатить свои пушки через этот рассев, но сил им явно недоставало. Капуста, помогая катить первую пушку, оторвался вдруг от нее, еще больше вытянул из ворота заляпанной грязью шинели длинную, посаженную клином в плечи шею, и, ни к кому персонально не обращаясь, весь наливаясь бледностью, закричал над залегшими ротами:

— Ко-обы-ыл-ка-а! Разтак вашу разэтак! Пляж вам тут или что? Разлеглись! А ну, подсобите артиллеристам!

Кто-то из бойцов, вжавшийся в наспех вырытую ячейку, из которой торчали лишь стоптанные каблуки, приподнял в каске голову, подергал за ремешок на подбородке и, не то не заметив, что перед ним офицер, не то теряя контроль над собой, зло и оскорбительно выкрикнул:

— Чего орешь? Приказано вам подавить самоходки, вот и давите! А пушки за вас возить — дураков нету!

— Ух ты, щенок! — разъяренно было зашипел Капуста, но сразу опомнился. — Где командир? Командира-а!

Фаронов услышал зов, пригибаясь и придерживая на боку офицерскую сумку, побежал к Капусте. Тот стоял во весь рост и крутил по сторонам головой со сбитой на затылок шапкой. Потом увидел Фаронова.

— Яков Петрович? Ты? Да прикажи ты своим огольцам помочь. Неужели не видишь, как мы тут надрываемся?