Первые залпы минометов повергли Янсена в ужас. Но испугался он не за себя — за Венлу. Она вскочила и бросилась бежать. Ее гибкая, стремительно удаляющаяся фигурка мелькала в дыму и облаке пыли. Потом несколько мин разорвалось совсем недалеко от него, спрятав за кисловато-сладким дымом и клубами пыли четко очерченное солнце. Упругой волной воздуха с него сорвало фуражку. Он сперва заметался, потом опомнился. Фуражку следовало найти: офицер должен оставаться всегда при форме, даже если он журналист. Он притронулся к маленькой желтой кобуре, о которой до этого просто забыл. В ней, совсем не оттягивая ремня, лежал вороненый браунинг. К нему трудно доставать патроны, и он обыкновенно берег их, позволяя себе лишь изредка побаловаться скупой стрельбой в цель. Убить из него можно было только в упор.
Янсен поглядел в долину, где цепью шли русские. Они продолжали идти, все шире и все надежнее охватывая с тыла сопку. Солнце теперь било им прямо в глаза, подсвечивая золотистым сиянием вершины стройных сосен за их спинами. Никто из них не стрелял: в этом, наверное, пока не было надобности, они просто торопились подобраться к подножию сопки, и лишь левее в березовом перелеске заметно обозначились легкие дымки, сопровождавшиеся запоздало долетавшими до слуха Янсена хлопками минометных выстрелов. Янсен вскинул голову и совершенно отчетливо увидел высоко летящие над ним, тоже подсвеченные солнцем, белесые продолговатые тела мин. Такое видеть приходилось ему впервые.
Фуражка лежала в траве кверху тульей. Он подошел к ней, поднял. Она была пробита осколком. Усмехнулся. Ему повезло. Отряхнул, надел и, пройдя еще немного вниз по склону, вдруг спохватился. Куда он идет? Навстречу русским? Зачем? Что он им скажет? Да они убьют его, как только увидят! Но Венла? Что же будет с ней, с Венлой? Он ясно, с четкой прозорливостью увидел сейчас всю безвыходность положения егерских батальонов и в то же время понял, что драться они будут до последнего. Спасти их может только сдача оружия. Именно это, и ничто другое. Только в этом он еще может помочь им и Венле. И еще раз подумал: «Боже, что я делаю?»
Взгляд его лихорадочно обегал склон сопки, местами пока затененный, словно затянутый паутиной, и эта тень, казалось, вздрагивала, упруго сопротивляясь проникающему в нее солнечному свету. Глаз никак не мог выбрать определенное направление, чтобы на нем остановиться.
У Янсена дрожали ноги, но сам он, оттого что вдруг и незаметно для себя принял решение, был теперь абсолютно спокоен. Он никогда не питал вражды к русским, более того, он глубоко сочувствовал им и был рад, что наконец-то этот славянский медведь, израненный и истерзанный, собрался с силами и начал направо и налево крушить рогатины, угрожающие ему отовсюду. Пора навести порядок. Пал тушат палом. И кровь можно остановить кровью.
Янсен всегда считал, что нет в человеке ничего сильнее убеждения — его убеждение не расходилось сейчас с принятым решением.
Вниз по склону бежать было легко, ног он не слышал, и ему казалось, что он не бежит, а парит в упругом утреннем воздухе.
21
Дотлевала белая ночь, растворяясь под небом легким сигаретным дымком. Но сам горизонт над лесом и сопками был нежен и чист. День обещал родиться ярким и солнечным.
8-я рота шла теперь по новой тропе. Команду над нею принял лейтенант Осипов. Он разбил людей на два взвода: один передал Залывину, другой — младшему лейтенанту Егорову.
Шли гуськом, по щиколотку и выше увязая в хлюпком месиве трясины, покрытой сверху зеленой ряской. Однако не видимая глазом тропа под ними держала крепко. Через каждые два-три метра торчали на ней вешки, нарезанные из прутьев гибкого тала. Местами, там, где, наверное, обрывался твердый торфяной нарост, лежали слеги или втоптанные в грязь снопы хвороста. Пулеметчики несли на себе станки, щиты и коробки лент, увесистые тела самих пулеметов; батальонным минометчикам было еще тяжелее: те и вовсе походили на вьючных яков.
Сзади подстегивала утренняя заря. Все понимали, что надо успеть до солнца выйти из болота и затем, обогнув по лесу левую сопку, оказаться у западного подножия третьей сопки, на которой находились два егерских батальона. На самом болоте лес стоял островками, невысокий и чахлый, зато там, где было сухое место, он рос сплошняком. В таком лесу можно провести незамеченным не только батальон, но и полк. И торопились скорее войти в этот лес. В тот момент никто еще не знал, что далеко справа идет, прокладывая дорогу сквозь сопки и болота, дивизия Блажевича. Солдаты взрывали толовыми шашками валуны, пилили лес и бревно к бревну клали настилы на многие километры — и все это для того, чтобы обойти створ Медвежьих Ворот с прилегающими к ним топями.