Сокрушение тьмы

Вот и сейчас неожиданно для финнов залпы батальонных минометов в тылу мгновенно должны были поколебать их волю к сопротивлению с фронта. Макаров на этот раз не спешил. Он чувствовал: время начинать прорыв еще не подошло. Противнику надо было дать возможность осмыслить, что он в окружении, и только тогда он по-настоящему замечется, потеряет самообладание. И эти минуты надо ловить на слух, как ловит ухом опытный механик звуки машины, только что им запущенной. Макаров имел такой опыт и в процессе управления боем уже никому не позволял вмешиваться в свои распоряжения.

И тем не менее, зная характер командира полка, Виндушев на этот раз, внимательно следивший за ходом боя, не выдержал: уж слишком все было не так, как прежде, все казалось напряженней и труднее, чем раньше, и он боялся, что Макаров упустит нужный момент.

— «Стрела»! «Стрела»! — назойливо звучало в наушниках радиста, стоявшего на коленях перед рацией и сгорбившегося в три погибели в неглубоком окопе, прикрытом сверху бревенчатым козырьком. — Вас вызывает «сто пятый». Почему молчите?

Радист взмолился:

— Товарищ гвардии подполковник, вас настойчиво просит «сто пятый».

Макаров отмахнулся:

— Не мешай! Связные! Немедленно передайте в батальоны: ответного огня не открывать, роте Григоровича быть наготове, — и стремительно повернулся к Розанову: — Александр Николаевич, предупредите штабных: пусть прячут головы, сейчас финны откроют огонь. Радист! Волгина на связь…

— Товарищ гвардии подполковник, «сто пятый» приказывает…

Макаров выругался:

— Черт побери! Ну что там?

И второй радист тут же включил передатчик.

— «Стрела» слушает, «Стрела» слушает. Прием.

Макаров надел наушники.

— Александр Васильевич, ты почему резину тянешь? — послышался строгий голос Виндушева. — Почему затягиваешь артподготовку?

Щелчок переключателя.

— Не время. Волгин только что начал бой.

Снова щелчок.

— Немедленно начинай, пока они не пришли в себя. Поздно будет…

«Не будет», — хотел ответить Макаров, но не успел.

В тылу финской обороны смачно ударила гаубица, высоко над соснами зашелестел снаряд, а на секунду позже его разрыва начался звучный и беспорядочный треск выстрелов по всему створу Медвежьих Ворот. Это была первая, и предугаданная Макаровым реакция противника, понявшего, что он обойден с тыла и что сейчас немедленно начнется атака русских с фронта. Но в том-то и заключалась цель оттяжки прорыва, чтобы сбить неприятеля с толку, чтобы он решил, что главная угроза надвигается с тыла, а не с фронта, вот тогда начинать будет в самый раз. Акт психического воздействия на умы солдат противника — вот чего добивался Макаров, и поэтому приказ комдива остался без ответа. Впрочем, изменить ничего уже было нельзя. В силу вступали теперь другие законы — законы естественного развития боя, и стоило пойти им наперекор, как сразу бы появились огромные потери, ничего не дающие и не способные ничем себя оправдать.

Розанов, глядя сейчас на командира полка, пригнувшегося в окопе над рацией и стоявшего по щиколотку в подпочвенной воде, пожалуй, завидовал ему, завидовал его выдержке, самообладанию и той независимости, с какой он отвечал комдиву. Это была нужная независимость. Завидовал он и острому чутью Макарова: тот умел правильно оценить обстановку и своевременно угадать малейшие в ней повороты, умел подчинить своей воле даже вышестоящих начальников.

— «Сто пятый», «сто пятый», — сквозь грохот стрельбы и не менее звучный цокот разрывных пуль, попадавших в деревья, донеслось до Розанова то последнее, что было сказано Макаровым Виндушеву: — У меня все идет так, как надо! Не волнуйтесь, Константин Николаевич! Перехожу на связь с Волгиным.

И вот уже команда Волгину:

— Добавь огня по позициям егерей! Не давай им очухаться! И пехоту вперед! Пе-хоту!

Волгин ответил:

— Пехота уже пошла!..

И из того, что дальше кричал в микрофон Макаров, и из того, как он повторил сказанное Волгиным, Розанов понял, что Волгин заполучил в свои руки пленного финского офицера и Макаров требует, чтобы офицера доставили ему.

Чуть позже командир полка приказал соединить его с приданными дивизионами. Связист подал телефонную трубку. Макаров сказал в нее:

— «Сосна»? Говорит «Стрела»! Начинайте!..

Через минуту позади глухо, утробно ахнули гаубицы. Потом послышались хлопки минометов — и все сразу утонуло в грохоте артподготовки. Свистел вверху над головами воздух, вспарываемый минами и снарядами, ахали взрывы по самому створу сопок и, нарастая, сливались в один протяжный тяжелый гул. Минут через пять над Медвежьими Воротами появилось два звена ИЛов. На бреющем полете они прошли над финскими позициями, исторгая дробную, со звоном, поднебесную трель, потом взмыли над дальней сопкой, отвалив по звеньям в разные стороны. И снова повторили заход, но на этот раз вниз каскадом полетели бомбы. После третьего налета, набрав высоту, самолеты ушли в сторону Ладоги.

— Молодцы! Хорошо прополоскали! — сказал Макаров довольно и, взглянув на часы, велел связать его со своим заместителем по артиллерии Бахаревым.

— «Четвертый» на проводе! — откликнулся Бахарев.