Солярис. Непобедимый. Звёздные дневники Ийона Тихого

Была ли это темница? Был ли его поступок бегством от мира, покорным отступлением, отходом в бытие умерщвляющего плоть отшельника? Факты явно противоречат такому предположению. Не в тихих раздумьях проводил свою жизнь Иеремия, добровольно приняв затворничество. Через маленькое оконце в дверях подвала, кроме скудной порции хлеба и воды, подавали ему предметы, которые он требовал, – а требовал он все эти шестнадцать лет одно и то же: молотки различной формы и тяжести. Использовал он в итоге 3219 штук, а когда великое сердце перестало биться, нашли в подвале разбросанные по углам многие сотни молотков, проржавевших, сплющенных от неимоверной нагрузки. Днем и ночью из подвала доносились звонкие удары, смолкавшие лишь когда добровольный узник подкреплял изнуренное тело либо после недолгого сна вносил в дневник записи, которые лежат сейчас передо мной. Видно из этих записей, что Иеремия не ослаб духом – наоборот, более, чем когда-либо собранный, сосредоточился он на одной цели. «Уж я с ней справлюсь!», «Уж я ее доведу до точки!», «Еще немножко, и я ее прикончу!» – такими заметками, набросанными характерным неразборчивым почерком, заполнены эти толстые тетради, все в металлических опилках. С кем хотел он справиться, кого собирался прикончить? Тайна эта остается неразгаданной, ибо Иеремия ни разу не назвал имени столь же загадочной, сколь, по-видимому, и мощной своей противницы.

Мне представляется, что решил он, во внезапном озарении, которое нередко посещает великие души, совершить на самом высоком уровне то, за что ранее принимался в гораздо более скромных масштабах. Тогда он ставил некоторые устройства в принудительные ситуации и наказывал их, чтобы добиться своего. Теперь же гордый старец добровольным заточением отгородился от своры низменных критиканов и через двери подвала вошел в историю, ибо – такова моя гипотеза – схватился с противницей, самой могучей из возможных: за все шестнадцать труженических лет ни на миг не покидало его сознание, что он штурмует суть бытия – словом, что без колебаний, сомнений и жалости неустанно бьет материю!

С какой же целью он это делал? О, это ничуть не походило на поступок некоего монарха в древности, который велел высечь море, поглотившее его корабли. Провижу я в этом сизифовом труде, совершавшемся с таким героизмом, идею более чем поразительную. Будущие поколения поймут: Иеремия бил во имя человечества. Хотел он довести материю до предела, замучить ее, выбить из нее окончательную суть и таким образом победить. Что должно было тогда наступить? Полнейшая анархия поражения, физическое беззаконие? Или же возникновение новых законов? Это нам неизвестно. Узнают об этом когда-нибудь те, которые пойдут по стопам Иеремии.

Охотно закончил бы я на этом его историю, но как не добавить, что клеветники и далее плели немыслимый вздор, будто бы Иеремия укрывался в подвале от жены или кредиторов! Вот как оплачивает мир необычным людям за их величие!

Следующий, о ком говорится в записях, был Игорь Себастиан Тихий, сын Иеремии, аскет и кибермистик. На нем оканчивается земная ветвь нашего рода, ибо с той поры все потомки Анонимуса отправлялись в Галактику.

Игорь Себастиан был созерцателем, и лишь поэтому, а не вследствие недоразвития, в чем его ложно обвинили, заговорил впервые на одиннадцатом году жизни. Как всякий истинный мыслитель-реформатор, он критическим взглядом заново окинул человека и, сделав это, пришел к убеждению, что источником зла являются существующие в нас пережитки звериного, пагубные и для индивидуума, и для общества. В том, что он противопоставил мраку инстинктов ясность духа, не было еще ничего нового, но Игорь

Себастиан шагнул дальше, чем отваживались его предшественники. «Человек, – сказал он себе, – должен вступить духом туда, где ранее властвовало лишь тело! »

Будучи необычайно одаренным стерохимиком, он после долгих лет поисков создал в реторте субстанцию, которая превратила эту мечту в реальность. Я говорю, разумеется, о знаменитом отвратине, пентазолидиновой производной двуаллилоортопентанопергидрофенантрена.

Микроскопическая доза отвратина, безвредная для здоровья, приводит к тому, что акт оплодотворения становится в противоположность прежнему крайне неприятным. Благодаря щепотке белого порошка человек начинает смотреть на мир взором, не замутненным вожделениями, подмечает истинную иерархию явлений, ибо не слепнет то и дело от животных влечений. Выигрывает он на этом массу времени и, вызволенный из плена плоти, созданного эволюцией, сбрасывает оковы сексуального отчуждения и становится наконец свободным. А продолжение рода должно ведь быть результатом сознательного решения, принятого из чувства долга перед человечеством, но не случайным автоматическим следствием удовлетворения непристойных желаний.