Солнце, что следует за Луной. Наттеньеры

– О, желающих моей смерти наберется с не один десяток так это точно, тебе начать перечислять сейчас?

– Как это возможно? – спросила Елена.

– Что тебя так удивляет?

– Я не понимаю, как кто-то может желать вашей смерти? Как можно желать смерти хорошего человека?

Кольбейн перестал улыбаться, поднялся и серьезно посмотрел на Елену.

– Почему ты думаешь, что я хороший человек? – спросил вдруг он.

– Потому что я вижу, какой вы, – проговорила Елена, глядя ему в глаза.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и, казалось, все вокруг исчезло, остались лишь они одни и сияющая луна над их головами. Кольбейн медленно поднял руку и коснулся щеки Елены.

– Когда я рядом с тобой я действительно другой. Но внешность обманчива, – оторвав от нее взгляд, Кольбейн отошел и посмотрел на звездное небо.

– Сегодня я расскажу тебе одну историю, моя пташка – сказал он полушутя полусерьезно, складывая за спиной руки, – эта история будет в благодарность за мое спасение и в назидание всем хорошим девочкам, как ты, которые верят в хороших мальчиков. Эта история об одном мальчишке. Он был хорошим таким ребенком, любил родителей и брата с сестрами. Особенно он любил младшую сестренку, нежную, чистую и любящую его всем своим существом – ну совсем как ты, Елена! – весело добавил Кольбейн, заставляя девушку густо покраснеть. – Но мальчишка на то он и мальчишка, – продолжал герцог, медленно ступая вдоль ограды, – ему было мало девчачьих игр, он хотел быть взрослым, и чтобы его уважали. Он все повторял за старшими, особенно за старшим братом. Надо отметить, что брат его, уже будучи подростком, отличался редкой изощренной жестокостью, и игры у него были соответствующие. Забить камнями до полусмерти старика или ребенка, мучить пойманных в капкан маленьких лисят или птиц, это и другие различные зверства были весьма по душе брату этого мальчишки. И наш маленький герой повторял за братом, чтоб понравиться ему, и чтобы тот начал его уважать. Однажды младшей сестренке подарили щенка. Такого смешного, всего белого и пушистого. Сестренка его обожала и везде брала с собой, даже в постель. Но однажды старший брат решил провести одну шутку с этим щенком и подговорил нашего юного героя, чтобы тот взял его у сестры. Девочка поначалу не хотела давать собаку любимому братцу, но потом девичье сердце дрогнуло, и щенок оказался в руках у мальчишки. Далее шутка состояла в том, чтобы накормить щенка куском мяса, в котором будет спрятано битое стекло. И наш герой, тот самый хороший мальчик, так и сделал. Собака взывала от боли, стала кружиться, бросилась к реке и прыгнула в воду. Сестренка очень испугалась, горько заплакала, побежала за щенком, сорвалась с крутого берега и утонула в реке. Вот такая история, – закончил глухо Кольбейн, смотря себе под ноги.

По щекам Елены бежали слезы. «Так вот что случилось с маленькой Греттой, – думала она, – какой ужас!»

– Так что в следующий раз, – продолжал Кольбейн, пытаясь казаться веселее, – когда захочется поверить, что какой-то мужчина хороший, сильно в этом усомнитесь, сударыня, так как, возможно, он окажется чудовищем, от которого надо бежать.

Он замолчал и посмотрел куда-то вдаль, в темноту.

– Нет! Нет! – воскликнула Елена, плача. – Вы не чудовище!

Она подошла к герцогу и положила ему руку на плечо.

– Вы не чудовище, слышите?!

Лицо Кольбейна резко изменилось, теперь на нем читались растерянность и боль. Он схватил Елену за руку, привлекая к себе. Прислонившись своим лбом к ее лбу, Кольбейн устало закрыл глаза.

– Елена, – прошептал он, и снова, как и тогда в библиотеке, ее бросило в жар от того, как он произносит ее имя, как прижимает к себе. Она подняла руки и осмелилась обнять его за шею, и они так и стояли некоторое время. Казалось, луна и звезды замерли, наблюдая за тем, что происходит между двумя молодыми людьми, стоящими неподвижно возле дерева.

– Когда я вот так держу тебя в своих объятьях, – продолжал Кольбейн, еще крепче прижимая к себе Елену, – мне становится страшно. Страшно от того, что в этот момент мне больше ничего не нужно. Все остальное становится настолько глупым и незначительным. Что это все по сравнению с твоей красотой, с тем счастьем, что я держу сейчас у себя в руках? Но потом я начинаю думать, а как же все те усилия, весь тот пот и кровь, что я проливал, идя к цели? Все забыть? Все перечеркнуть ради вот этой красоты? – и склонившись, герцог жарко поцеловал шею Елены. – Ради вот этих неземных глаз, – и его губы коснулись глаз Елены, – все отпустить? Все отдать другим? Ради тебя? – и Кольбейн склонился к ее губам и почти коснулся их. Но она вырвалась из его объятий и отошла. Ее била дрожь.

– Ваша светлость, это все нехорошо, – прошептала Елена. Но Кольбейн подошел к ней сзади, рванув к себе за плечи и целуя ее волосы, пылко проговорил:

– Правда? А мне кажется как раз, наоборот, очень хорошо.

Но Елена снова вырвалась и прошептала, едва дыша:

– Ваша светлость, у вас теперь есть невеста, вы обручены.