Солнце сияло

– А ты его избирать-то ходил? – спросил Ловец.

– Нет, – признался я. – А ты?

– И я нет, – сказал Ловец. – Ты нет, да я нет, а говоришь, все по-новому станет. – Он взял меня за локоть, заставляя развернуться, чтобы мы оказались глаза в глаза. – Давай вместе со мной в Канаду. Вдвоем веселее. Да во всех смыслах легче.

– И что мне там делать? – спросил теперь я. – Мороженым торговать?

– Почему обязательно мороженым? Можно, конечно, и мороженым. Но это для начала, пока не осмотришься.

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал я. – Ни мороженым, ни чем еще. Я на всю жизнь наторговался. Больше не хочу. Ни здесь, ни в Канаде. Ни где еще.

– Да это для начала! – воскликнул Ловец. – А там, осмотришься – все что угодно!

Я снова отрицательно покачал головой. Я не мог это объяснить, но мне даже не хотелось думать ни о какой эмиграции.

– Нет, не хочу, – сказал я.

– А чего же ты хочешь? – вопросил меня Ловец. – Чего ты хочешь, того в нашем отечестве никогда не будет!

– А откуда ты знаешь, чего я хочу? – перебил я Ловца.

– Да? – он как споткнулся. – Думаешь, не знаю? Мне казалось, что знаю.

– Знать бы мне самому, чего я хочу, – похмыкал я, сбивая этим похмыкиванием возможную патетику своих слов.

– По-моему, свободы ты всегда хотел, так? – не вполне уверенно проговорил Ловец.

Я согласился:

– Вроде того.

– Ну так?! – снова воскликнул Ловец.

Но я, так получилось, не делился с ним теми мыслями, к которым пришел в месяцы после дефолта 1998 года, учреждая рекламное агентство, а сейчас мы оба были не в той кондиции, чтобы заводить разговор об этом. А как я мог объясниться с ним, если он не имел понятия, что я уяснил для себя о сущности свободы?

– Свобода нас встретит радостно у входа, – сказал я, откровенно уходя от ответа.

Кажется, Ловец на меня тогда обиделся. Я прочитал это по его глазам. Но сказать он ничего не сказал. Он протянул мне руку:

– Ладно, пока суд да дело. В Канаду сейчас проще всего, но тоже нужно ждать. Три, четыре месяца, может, полгода. Поговорим еще. Вдруг передумаешь.

– Да, а вдруг? – пожимая его руку, отозвался я.

Помню, мне было отчаянно неуютно от той ноты, что неожиданно, и по моей вине, прозвучала в нашем разговоре с Ловцом при прощании. И, уже спустившись в переход, на две или три ступени, я поднялся обратно вверх и отыскал Ловца в толпе взглядом. Он не успел уйти далеко, и я легко обнаружил его фигуру. Так я и смотрел ему в спину, пока он не заслонился другими людьми, вынырнул из толпы раз, другой – и пропал окончательно.

Звонок мобильного прозвучал, когда я повернулся, чтобы спускаться в переход вновь. С год назад сотовая связь резко подешевела, и мобильные телефоны стали распространяться по Москве подобно лесному пожару; с чем я задержался – это с приобретением мобильного, но все же он появился и у меня.

– Алё, – сказал я, вытащив телефон из кармана.

Голос, прозвучавший в трубке, заставил меня вздрогнуть. Это была Долли-Наташа. Вот прямо сейчас, когда мы только что расстались с Ловцом!

– Ты что, Саня, молчишь? Не узнаешь меня? – рассыпала благостный смешок Долли-Наташа.

– Да нет, узнаю, – сказал я.

– А что же тогда тратишь мобильное время на ненужные объяснения? Надо встретиться. Давай подъезжай. Диктую свой адрес. Запоминай.

Она говорила так, словно была уверена, что я тотчас же побегу к ней. Словно это не подлежало никакому сомнению. Вот подхвачусь – и помчусь.

– Что мне у тебя делать? – довольно грубо проговорил я. – Нечего мне у тебя делать. У меня никаких интересов к тебе.

– Да? – все с этим же благостным смешком произнесла она. – А чьи песни я пою? Чью музыку мой ансамбль исполняет?

Не знаю, могу лишь предполагать, почему Ловец был вынужден пойти на такое, но права на записанный им диск перешли к ряженому, и получилось, вместе с этими правами перешло к нему и право на все мои вещи, что звучали на диске.

– Какой такой твой ансамбль? – спросил я Долли-Наташу.

– Мой. Все тот же. С которым я и до этого выступала.

Не скажу, что меня оглушило ее известие, – это было бы несомненным преувеличением. Но что-то вроде некоторого шока я испытал.

– Что, неужели и Вадик с тобой?

– А вот послушай, – прожурчал смешок Долли-Наташи, последовала недолгая пауза, и радиоволны принесли мне голос Вадика:

– Саня, привет!

Что ж, я уже был готов услышать его.

– Привет, – сказал я.

– Ну так что, Сань? – вопросил Вадик.

– Что «что»? – переспросил я.

– Присоединяешься к нам? Наташка позвонила: давайте работать, как работали. Ребята подумали – ну, а что нам, нам не все равно, кто спонсирует? Главное – группа. Сколько сил положено, столько наработано. Преступление – взять и развалиться.

Он умолк, я тоже молчал, стоя у перил, у которых несколько минут назад мы стояли с Ловцом, смотрел на выхлестывающий из туннеля поток машин справа и вливающийся слева, и так это все было похоже на движение детских игрушечных машинок, что и наш телефонный разговор казался каким-то ненастоящим, игрушечным.

Но все это было взаправду. Все по-настоящему.

– Сань! Чего молчишь? – позвал меня в трубке Вадик. – Твой мобильный, твои деньги горят. Или денег много?

– Денег навалом, – сказал я.