Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

— Мама! Это я, Авель… Открой!

Заскрипела старая кровать, послышались торопливые шаркающие шаги. Дверь распахнулась, на пороге с огарком свечи в руке стояла его мать. Постаревшая, согнувшаяся, словно бы даже уменьшившаяся в росте.

— Мама, — дрогнувшим голосом еле выговорил Авель. — Ты что, не узнала меня?

Мать покачнулась и, если бы Авель не подхватил ее, наверное, упала бы…

Первые минуты встречи прошли для Авеля как в тумане. Да и то, что было потом, рисовалось ему как-то смутно. Он только навсегда запомнил счастливое лицо матери и затаившийся страх в ее глазах. Запомнил, как она все не решалась отпустить его руку, крепко держалась за нее, словно боялась, что снова отнимут у нее его и уведут неведомо куда. Запомнил ее дрожащий голос, время от времени повторявший один и тот же вопрос: «Тебя больше не арестуют, сынок?» Он бодро отвечал: «Нет, мама, что ты! Больше меня никогда уже не арестуют!» И старался не встречаться при этом глазами с недоверчивым взглядом отца.

Вечером пришли соседи. Медленно снимали шапки, поздравляли Сафрона с возвращением сына, почтительно здоровались с Авелем. Мать улыбалась, украдкой вытирала слезы, приглашала гостей к столу. От выпитого вина у соседей развязались языки. Они постепенно утратили всю свою степенность, жадно расспрашивали Авеля о событиях в мире, время от времени тяжко вздыхали, проклиная свою горькую жизнь, клялись отомстить обидчикам.

Разошлись за полночь,

А наутро, когда мать ушла хлопотать по хозяйству, Сафрон завел с сыном тяжелый для обоих разговор.

— Авель, — начал он, — при матери я не хотел говорить с тобой об этом. Ты ведь знаешь женщин. Старики не зря говорили: никогда не рассказывай жене о своих опасениях и старайся не показывать ей свою любовь. Женщина не должна видеть мужчину слабым.

Сафрон замолчал и выжидательно поглядел на сына. Но Авель тоже не спешил продолжать разговор. Он ждал.

— У мужчины всегда будут тайны от женщины. Так устроен мир. Но у сына не может быть тайн от отца.

— О чем ты хочешь спросить меня, отец? Говори прямо.

Сафрон сделал глубокую затяжку, выпустил из ноздрей целое облако дыма и медленно заговорил:

— Я все вижу, сынок. Ты в тревоге. Тебя что-то мучает, какая-то змея душит твое сердце. Не таись от меня. Поделись своими горестями, глядишь, вдвоем мы что-нибудь и придумаем, как-нибудь сумеем отвести нависшую над тобою беду.

— Мне нечего от тебя скрывать, отец, — сказал Авель. — Со дня на день должен быть вынесен приговор по моему делу. Но я и знать не хочу о том, каков он будет, этот приговор. Я твердо решил в любом случае больше не даваться им в руки.

Услышав этот ответ, Сафрон как-то сразу сник.

— Что же ты будешь делать, сынок? От них разве убежишь?

Авель рассмеялся, стараясь казаться беспечным:

— Мир велик, отец.

— Нет, — покачал головой Сафрон. — Это не дело. Убежишь — догонят, найдут. Давай лучше сделаем так. Уходи в горы, я тебя спрячу. Я такие укромные места знаю, сам черт тебя там не сыщет. Пройдет время, они про тебя забудут. А там, глядишь, мир станет другим…

Авель покачал головой:

— Нет, отец. Я так не смогу. И характер у меня другой, и дело мое совсем другого требует. Но ты за меня не бойся, я не пропаду.

После этого разговора прошло две недели. И вот однажды, когда солнце уже клонилось к закату, прибежал задыхаясь пастух Серго.

— Дядя Сафрон! Полицейские к тебе идут. Трое. Спрашивали у меня, дома ли Авель Енукидзе? Вот-вот будут здесь. Я напрямик бежал, чтобы упредить…

Сафрон глазами указал Авелю на саманник:

— Ступай туда.

Потом обернулся к Серго:

— Дай тебе бог счастья, Серго! Глядишь, и мне как-нибудь доведется отплатить тебе добром за добро.

Варвара с побелевшим лицом стояла на пороге и молча крестилась.

— Ступай в дом, женщина, — сурово сказал ей Сафрон. — Ложись в постель, будто ты больна. Ну?.. Что стоишь, будто на тебя столбняк напал! Тьфу ты, дьявол! Вот женская порода. Разве им что-нибудь втолкуешь!

Но Варвара уже оправилась от растерянности и точно выполнила приказ мужа. Сафрон остался во дворе один. Серго убежал. Авель надежно спрятался в саманнике. Целых пять минут прошли в напряженном ожидании: пять минут, показавшиеся Сафрону самыми долгими в его жизни. Но вот на дороге раздался топот лошадиных копыт.

Всадник, скачущий впереди, подъехал к калитке, толкнул ее и въехал прямо во двор. Следом за ним въехали еще двое конных полицейских. Первый двинул своего коня прямо на Сафрона. Но тот даже не шелохнулся. Конь остановился перед ним на расстоянии полушага.

— Сафрон Енукидзе? — спросил пристав, величественно крутя ус.

— Это я, батоно.

— Сын твой дома?

— Который из моих сыновей нужен вашей милости?

— Не прикидывайся дураком! — нахмурился полицейский. — Разве они у тебя оба бунтовщики? Сам небось знаешь, какого из них нам надобно.

Сафрон молча пожал плечами.

— Нам нужен Авель Енукидзе.

— Авель с утра ушел в Ткибули.

— Врет он, ваше благородие, — сказал один из полицейских. — Нынче днем парня видели здесь.

Пристав искоса глянул на того, кто произнес эти слова, но ничего не ответил.