Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Это было, мягко говоря, странным взглядом на ситуацию, поскольку подразумевало равноценность австрийской и российской мобилизации. При этом игнорировался тот факт, что, если австрийские военные приготовления были сосредоточены исключительно против Сербии, то российские меры были направлены против Австрии (и Германии, поскольку российское Положение от 2 марта 1913 года распространялось почти на все западные военные округа и в любом случае в него была включена и мобилизация Балтийского флота). Комментарии Грея также выявили полное (или, возможно, частично умышленное) игнорирование значения мобилизационных мер в эпоху, когда скорость концентрации войск и атаки считалась решающим фактором военного успеха. Наконец, если бы Грей был заинтересован в беспристрастном подходе к заведомо непростой проблеме модерации и локализации кризиса, он, возможно, пожелал бы внимательно изучить сильные и слабые стороны австрийских обвинений против Сербии и предотвратить ответные меры России, которые наверняка могли бы вызвать более широкий конфликт. Но ничего подобного он не сделал. В конце концов, на встрече с Бенкендорфом 8 июля и затем несколько раз впоследствии Грей соглашался с российской точкой зрения, что «война Австрии с Сербией неизбежно приведет к общеевропейской войне»[1540].

Грей в общих чертах знал, что произошло во время французского визита в Санкт-Петербург. В телеграмме от 24 июля (после отъезда Пуанкаре) посол Бьюкенен сообщил, что встреча в российской столице обнаружила «идеальную общность взглядов» между Россией и Францией на «мир в целом и баланс сил в Европе» и что оба государства «торжественно подтвердили [взаимные] обязательства, наложенные [на них] альянсом»; Сазонов попросил Бьюкенена передать Грею, что он надеется на то, что британское правительство «провозгласит [свою] солидарность с Францией и Россией»[1541]. Комментируя это сообщение, Эйр Кроу использовал более резкие формулировки, чем выбрал бы Грей, но уловил внутреннюю логику позиции, которую займет министр иностранных дел:

Что бы мы ни думали о правдивости австрийских обвинений против Сербии, Франция и Россия считают, что это лишь предлог и что определенно тут задействована логика большего конфликта Тройственного союза против Тройственной Антанты. Я думаю, что со стороны Англии было бы политически неверно, если не сказать опасно, позволить любому из наших представителей в Санкт-Петербурге и Париже пытаться спорить с этим или усложнять этот достаточно ясный вопрос. […] Наши интересы в этой борьбе, которая ведется не за обладание Сербией, а между Германией, стремящейся к политической диктатуре в Европе, и державами, желающими сохранить свободу и независимость, связаны с интересами Франции и России[1542].

Грей заверил Лихновского, что Британия не имеет юридических обязательств перед своими партнерами по Антанте. Но он также предупредил посла Германии 29 июля (без предварительного разрешения кабинета министров), что, если Германия и Франция будут вовлечены в войну, Британия может счесть необходимым предпринять немедленные действия[1543]. Когда 30 июля Бетман-Гольвег связался с Лондоном, чтобы предложить, что Германия воздержится от аннексий французских территорий, если Великобритания согласится сохранять нейтралитет, Грей телеграфировал Гошену (британскому послу в Берлине), чтобы сообщить ему, что подобное предложение «ни на секунду не может быть предметом обсуждения»[1544].