Сам Сазонов сформулировал эту точку зрения в короткой телеграмме, направленной в посольства в Париже и Лондоне 28 июля, в которой заявил, что из разговора с послом Германии в Санкт-Петербурге графом Пурталесом он сделал вывод, что «Германия поддерживает непримиримую позицию Австрии»[1587]
. Позиция российского министра иностранных дел значительно укрепилась, когда Пурталес посетил его во второй половине следующего дня, чтобы зачитать послание канцлера Германии, в котором говорилось, что, если Россия продолжит свои военные приготовления, Германия тоже будет вынуждена начать мобилизацию. На это Сазонов, который рассматривал предупреждение канцлера как ультиматум, коротко ответил: «Теперь я не сомневаюсь в истинной причине австрийской непримиримости», побудив Пурталеса вскочить со стула и воскликнуть: «Я протестую изо всех сил,И все же, когда решение о всеобщей мобилизации было принято и затем утверждено царем, оно было отменено в пользу официально согласованного, но неосуществимого варианта частичной мобилизации против Австрии. Фундаментальной причиной этого был, в основном, страх и отвращение царя к войне, особенно теперь, когда на него ложилась ответственность за то, чтобы из потенциальной опасности сделать ее реальностью. Практически все, кто лично знал царя и оставил письменные воспоминания о нем, как о человеке, согласны с тем, что он сочетал в себе две черты характера, которые были в противоречии друг с другом. Одной из черт был вполне понятный страх перед перспективой войны и бедствиями, которые она причинит его стране. Другой – восприимчивость к возвышенным призывам и риторике националистов, склонность к действиям, спровоцированным культом героизма, и к мерам, вызывающим патриотические эмоции. Тем, что склонило царя 29 июля к попытке проявить осторожность, было прибытие в 21:20, за десять минут до того момента, когда с Центрального телеграфа должен был быть отправлен приказ о всеобщей мобилизации, телеграммы от кайзера Вильгельма II, в которой немецкий кузен умолял остановиться, пока его правительство все еще надеялось достичь «прямого взаимопонимания» между Веной и Санкт-Петербургом и которая заканчивалась словами:
Конечно, военные меры со стороны России в Австрии были бы расценены как бедствие, которого мы оба хотим избежать, а также они подвергли бы риску мое положение посредника, которое я с готовностью принял после твоего воззвания к моей дружбе и помощи[1591]
.Сказав: «Я не буду нести ответственности за чудовищную бойню», царь настоял на отмене приказа о всеобщей мобилизации. Янушкевич потянулся к телефону, чтобы остановить занесенную руку Добророльского, и на Центральный телеграф был отправлен посыльный с сообщением, что вместо всеобщей должен быть объявлен приказ о частичной мобилизации.