Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Эти две телеграммы, отправленные 30 июля, отражают сложную тройственную структуру французской политики, которая должна была осуществлять посредничество между жесткими обязательствами франко-русского Альянса и нечеткой логикой англо-французской Антанты. Обращение к «высшим интересам мира», по сути, означало предоставление противнику возможности отступить, что выглядело все более и более маловероятным. Тем временем подготовка России к войне продолжалась в форме «почти мобилизации», которая отличалась от настоящей только отсутствием сосредоточения войск на западной границе. Делая заметки на совещании Совета министров утром 30 июля, заместитель министра иностранных дел с набережной д’Орсе, Абель Ферри, резюмировал политику Франции следующим образом: «Не останавливайте мобилизацию русских. Пусть мобилизуются, но не сосредотачиваются»[1574]. В дневнике Пуанкаре за описанием того дня, где сообщается об отправке в Санкт-Петербург телеграммы с призывом к сдержанности, следует фраза: «В то же время мы принимаем необходимые меры для обеспечения нашего военного прикрытия с Востока»[1575].

Россия мобилизуется

Вечером 29 июля начальник Генерального штаба России генерал Николай Янушкевич передал указ о всеобщей мобилизации генерал-лейтенанту Сергею Добророльскому. Добророльский, как начальник мобилизационного отдела Главного управления Генштаба должен был собрать подписи министров, без которых приказ не мог вступить в силу. Позднее генерал вспоминал о своих посещениях министерств: военного, военно-морского флота и внутренних дел. Настроение было мрачным. Сухомлинов, некогда столь откровенно воинственный, в последние дни притих. Возможно, размышлял Добророльский, теперь он сожалеет о подстрекательской статье, подброшенной им несколько месяцев назад в «Биржевые ведомости», в которой говорилось о том, что Россия «готова к войне»[1576]. Министр военно-морского флота адмирал Григорович был шокирован, увидев указ: «Что, война с Германией? Наш флот не в состоянии устоять против немецкого флота». Он позвонил Сухомлинову по телефону для подтверждения, а затем подписал «с тяжелым сердцем». В кабинете реакционного ультрамонархического министра внутренних дел Николая Маклакова Добророльский обнаружил «богослужебную атмосферу»: большие иконы, стоявшие на узком столе в углу, мерцали в свете лампады. «В России, – сказал министр, – война никогда не будет популярна среди широких народных масс. Революционные идеи им больше по вкусу, чем победа над Германией. Но от судьбы не уйдешь». Перекрестившись, Маклаков тоже подписал указ[1577].

Около 21:00, собрав все необходимые подписи, Добророльский направился на Центральный телеграф Санкт-Петербурга, где начальника Главного управления почт и телеграфов заранее предупредили, чтобы он ждал передачу телеграммы «величайшей важности». Со скрупулезной тщательностью текст был напечатан в нескольких экземплярах, чтобы его можно было отправлять одновременно с нескольких аппаратов в главном зале, соединяющих Санкт-Петербург с основными городами Российской империи. Из них он будет ретранслироваться во все остальные города и во все уезды. Следуя протоколу отправки приказа о мобилизации, телеграф прекратил все остальные отправления. В 21:30, как раз перед началом передачи, зазвонил телефон: Янушкевич, начальник Генерального штаба, приказал Добророльскому не передавать подготовленный текст, а ждать дальнейших указаний. Через несколько минут на телеграф прибыл посыльный в лице штабс-капитана Туган-Барановского, находившегося в крайне возбужденном состоянии. Царь передумал. Вместо приказа о полной мобилизации должен был быть издан приказ о частичной мобилизации в соответствии с положениями, определенными «в принципе» на встречах 24 и 25 июля. Новый приказ был спешно составлен и передан около полуночи с 29 на 30 июля, в результате чего были начаты мобилизационные действия в Киевском, Одесском, Московском и Казанском военных округах[1578].