Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

До середины июля 1914 года руководители Германии, как ракушки, прикрепившиеся к днищу корабля, держались за политику локализации конфликта. В первые дни все еще было довольно легко представить себе быстрое разрешение кризиса. 6 июля Вильгельм II сказал императору Францу Иосифу, что «ситуация прояснится в течение недели, потому что Сербия отступит…», хотя, как он заметил военному министру Эриху фон Фалькенхайну, возможно, что «период напряженности» может продлиться немного дольше, возможно, до «трех недель»[1598]. Но даже на третьей неделе июля, когда надежда на быстрое решение проблемы уже перестала казаться реалистичной, политическое руководство оставалось привержено локализации. 17 июля поверенный в делах саксонской миссии в Берлине узнал, что «ожидается локализация конфликта, поскольку Англия настроена абсолютно миролюбиво, а Франция и Россия также не чувствуют склонности к войне»[1599]. В циркулярном письме от 21 июля послам Германии в Риме, Лондоне и Санкт-Петербурге Бетман заявил: «Мы настоятельно желаем срочной локализации конфликта; вмешательство любой другой державы, ввиду противоположных обязательств существующих альянсов, приведет к непредсказуемым последствиям»[1600].

Одним из условий успешной локализации для самих немцев была необходимость избегать любых действий, которые могли бы спровоцировать эскалацию. Отчасти с этой целью, а отчасти для обеспечения автономии и свободы от отвлекающих факторов, необходимых ему для управления кризисом, Бетман призвал кайзера покинуть Берлин и отправиться в запланированный круиз по Балтийскому морю. По той же причине старшим военачальникам предлагалось уехать в отпуск, а уже находившимся в отпуске – начальнику Генерального штаба Гельмуту фон Мольтке, начальнику императорского военно-морского ведомства адмиралу фон Тирпицу и начальнику адмиралтейского штаба Гуго фон Полю – не возвращаться досрочно. Квартирмейстер генерал граф Вальдерзее уехал из Берлина на несколько недель отдыхать в поместье своего тестя в Мекленбурге, как и военный министр Эрих фон Фалькенхайн, который отправился в краткую инспекционную поездку, после чего должен был взять ежегодный отпуск.

Было бы ошибкой зацикливаться на отсутствии всех этих важных лиц в Берлине. Все осознавали серьезность кризиса и все были твердо уверены в готовности немецких вооруженных сил. Все также понимали, что дальнейшая эскалация маловероятна до тех пор, пока австрийцы не предпримут каких-либо действий в отношении Белграда[1601]. С другой стороны, было бы преувеличением говорить о тщательно продуманной немцами уловке, предназначенной для отвлечения внимания остального мира от подготовки к континентальной войне, которая была уже предрешена и спланирована заранее. Внутренние меморандумы и переписка этих дней свидетельствуют о том, что как политическое руководство, так и командование армии и флота были уверены в том, что стратегия локализации конфликта сработает. Высшее немецкое командование не проводило штабных встреч для обсуждения военных планов, а Гельмут фон Мольтке был до 25 июля в Богемии, на водах в Карловых Варах. 13-го он написал немецкому военному атташе в Вене, что Австрии следует посоветовать «разбить сербов, а затем быстро заключить мир, требуя в качестве единственного условия подписания австро-сербского союза, как это сделала Пруссия с Австрией в 1866 году», – он, по-видимому, все еще считал возможным, что Австрия сможет нанести стремительный удар по Сербии, не спровоцировав российской интервенции[1602].

Особо следует отметить отсутствие активности со стороны сетей военной разведки. Майор Вальтер Николаи, начальник отдела IIIb Генерального штаба, ответственный за шпионаж и контрразведку, был на отдыхе с семьей в горах Гарца и не был отозван. Разведывательным постам на восточной границе не было отдано каких-либо специальных инструкций после встреч в Потсдаме и, похоже, никто не принимал никаких особых мер предосторожности. Только 16 июля кому-то из оперативного отдела пришло в голову, что «было бы желательно наблюдать за развитием событий в России более внимательно, чем это делается во времена полного политического затишья», но даже этот циркуляр дал понять, что не было отдано распоряжения об «особых мерах любого рода»[1603]. В нескольких районах, прилегающих к территории России, руководителям местных разведслужб было разрешено оставаться в отпуске, как и Мольтке, до 25 июля[1604].