Совдетство. Узник пятого волнореза

— А за что цеплять будешь? — в разговор вмешался еще один специалист. — Петли — труха, насквозь от соли проржавели. Оборвутся, как пить дать!

— А если подвести чалки под блоки? — оживился мужик из Инты. — Щели-то широкие. Снимать необязательно, надо только сдвинуть, чтобы пацан пролез.

— Можно, но «Ивановец» не потянет. Нужен К-162.

— Верно. Строитель?

— Прораб. Но К-162 я тут пока еще не видел.

— Из Гудауты пригонят, там есть, там большая автобаза.

— А его не придавит? — спросила Зоя.

— Если сдуру не высунется, ничего ему не сделается. Снимем пару блоков, как крышу, и достанем, как птенчика из скворечника.

И тут случилось то, чего я в страхе ждал с самого начала, понимая неизбежность надвигающегося кошмара и отталкивая страшное предчувствие прочь, как гонят неизбежные мысли о смерти, придя на кладбище. Послышался беззаботно-любопытный голос тети Вали:

— А что тут вообще происходит?

— Пацан какой-то в волнорез залез, а выбраться не может… — ответил майор.

— Не исключено переохлаждение и остановка сердца, — добавила врачиха.

— Эмоционально подавлен, — присовокупила методистка.

— Какой пацан? — обомлела Батурина.

— Юрастый…

И тут началось! Прежде всего досталось, конечно, Ларику за то, что втравил меня во всю эту жуткую историю. Прибежал Рекс, поскулил, а потом все понял и дико завыл. Тетя Валя начала истошно звать Башашкина, тот, еще ничего не понимая, подошел вместе с Ардавасом:

— Что за шум, а драки нету?

— Ты знаешь, где твой племянник?

— Ныряет, наверное…

— Нет, ваш племянник, гражданин, забрался внутрь волнореза и теперь не может вылезти, — объяснила педагог. — Безответственного ребенка воспитали.

— Зачем ты туда залез, Пцыроха? — спросил, наклонившись к щели, Батурин.

— На спор.

— Ясно. Замерз?

— Не очень.

— Вылезай немедленно!

— Он не может. Он в коматозном состоянии, — разъяснила врачиха. — Нужна реанимация!

— Надо К-162 вызывать, — хором добавили строители.

— За милицией я уже бойца послал, — доложил комбат.

— Юрка, ты с ума сошел! — завыла тетя Валя, а Рекс подхватил. — Что я теперь Лидке скажу?! Она ж меня проклянет! Вылазь, засранец!

— Он не может. Он боится…

— Ему надо выпить! — предложил Ардавас. — Вино делает смелым…

— Он же ребенок.

— Какой ребенок? 14 лет!

— А если он в состоянии алкогольной эйфории захлебнется? — зловещим голосом спросила врачиха. — Под суд пойдете!

— Нельзя рисковать! — согласилась методистка.

— Ардавас, Асмик Арутюновна дома? — осенило тетю Валю.

— Дома.

— Спроси у нее, что делать! Объясни, куда этот дурень залез. Она все знает.

— Попробую…

На некоторое время от меня все отстали, курортники, перебивая друг друга, обсуждали ситуацию, склоняясь к тому, что хватит пороть самодеятельность, надо срочно вызывать скорую помощь и пожарных, пусть специалисты решают, как меня вызволить. Для местных врачей это дело вообще привычное, так как в каждый сильный шторм кто-нибудь обязательно тонет, выпив лишнего, и доктора приезжают, чтобы констатировать летальный исход. Потом до хрипоты спорили, оштрафует ли милиция мою родню, когда, наконец, появится. Одни считали, что проникновение в волнорез — прямое нарушение общественного порядка, поэтому на пятерку как минимум Батурины попали. «Это же десять кило персиков!» — ахнула какая-то тетка. Другие возражали, мол, нырять с мола в воду запрещено, о чем предупреждает специальное объявление, а вот по поводу залезания вовнутрь бетонного сооружения никаких нормативных документов нет, поэтому, скорее всего, ограничатся профилактической беседой. И вдруг послышались голоса:

— Пропустите старушку! Скорее, бабушка, ребенок гибнет!

— Где он? — донесся дребезжащий голос.

— Асмик Арутюновна, он там, там, внутри! — рыдая, сообщила тетя Валя.

— Давно?

— Где-то час, — подсказал Алан.

— Ардавас, бездельник, тащи большую бутылку! — приказала вещунья.

— Вина? — оживился инвалид. — Я же говорил!

— Все бы тебе пить, черт! Дохлебался — в сорок лет еле ногу волочишь. Постное масло неси! — Старуха, кряхтя, нагнулась к щели, — Слушай меня, Юрастый-джан, я сейчас на тебя масла налью, вымажись весь хорошенько и ничего не бойся — вылетишь оттуда, как мыло из задницы. Понял?

— Понял.

— А пока дыши глубже! — посоветовал Ихтиандр.

40. О жалкий жребий мой!

Минут через пять раздалась команда: «Убирай рожу!», и в просвет полилось густое подсолнечное масло, шибающее жареными семечками. Я подставил руки и обмазался, как мог, с ног до головы, потом просунул в щель губы, набрал в легкие воздуха под завязку и, понимая, что это мой последний шанс, ринулся в проход, со всех сил оттолкнувшись ногами от боковой стены. Шершавые блоки стали скользкими, и я сам не заметил, как единым духом просвистал два поворота и, устремившись в свету, выскочил из «ныра» в точности как и обещала мудрая армянка.