Совдетство. Узник пятого волнореза

Следом за Ихтиандром я тоже изучал ржавую достопримечательность и думал: в Москве пионеры давно бы сдали ее на металлолом, обеспечив себе первое место в городском соревновании дружин. Точно говорит Башашкин: тут, на Кавказе, советской власти нет. А еще мне вспомнился траурный поезд Ленина возле Павелецкого вокзала, откуда мы раньше ездили в пионерский лагерь «Дружба». Да уж, тамошний паровоз выглядит почти новеньким, как и сам Ильич в Мавзолее под стеклом. Потом я смотрел на море, расстилавшееся внизу и смыкавшееся на горизонте с облаками. Отсюда волны напоминали складки на мятой грязно-голубой материи. Слева, далеко-далеко, виднелся в дымке Сухуми, вытянувшийся вдоль берега. Справа тоже брезжил город с трубами, наверное, Гудаута.

Я сел рядом с Лариком. Высоцкий запел про старый выселенный дом, где обитало приведение — «ухало, охало, ахало…»

— Смотри! — сказал мой друг и показал пальцем в небо: большая, хищная птица медленно кружила над нами, распластав крылья.

— Орел! — предположил я.

— Коршун! — возразил он. — Видишь, крылья на концах как растопыренные пальцы и хвост треугольником.

— А может, ястреб?

— Нет, коршун. У ястреба крылья шире и закругленные. Я знаю. Пахан раньше часто коршунов стрелял.

— Зачем?

— Цыплят воровали. А он ее, неверное, уже харит…

— Кто?

— Анзор — Ирэну.

— Так сразу? — удивился я, зная по кинофильмам, что появлению на свет детей предшествуют долгие томления, безответные письма, хождения под окнами, свидания, ухаживания, а также частые ссоры по вопросам трудовой дисциплины, потом сладкие примирения с затяжными поцелуями.

— А чего ждать? — усмехнулся Ларик. — Пьяная баба себе не хозяйка.

— Мне кажется, она своего мужа любила.

— Тут, на юге, шмары при живых-то мужьях черт знает что вытворяют, а уж при мертвом — сам бог велел. А что такое «попал под утечку»?

— Это когда технику безопасности нарушают! — со знанием дела объяснил я, вспомнив, как сам однажды обварился в поезде кипятком из титана, забыв закрыть вентиль.

От разговора нас отвлекли вопли Мишани и Лиски, они, рискуя свалиться, сцепились за право стоять на трубе. Алан ушел на край поляны, выискивая остатки шпал.

— Цыц! Сейчас обоим навешаю! — пригрозил, вскакивая, Ларик. — Шею свернете!

Я тоже поднялся и от резкого движения почувствовал жгучую боль в спине, наверное, лопнул волдырь. Что ж, когда-нибудь это должно было случиться, буду терпеть. В конце концов, надо готовить себя к армии, там всякое бывает. Весной на Даманском китайцы от голода напали на СССР, получили отпор, но несколько наших героев пострадали.

И тут я увидел, как из зарослей на поляну вышли трое — парень и две девушки, одна из них — и это невероятно — была Зоя! Вот так встреча! Они, наверное, тоже решили воспользоваться пасмурным днем для похода в горы к паровозику. Мое сердце подпрыгнуло в груди, как детский мячик, я чуть не задохнулся от ошеломительной радости и тут же затосковал, глянув на пузырящиеся треники и драные кеды. Где вы, мои зеленые техасы и абстрактная рубашка, где вы, мои мандариновые сандалии?! Надо было брать пример с пижона мингрела. Одна теперь надежда — на темные шпионские очки, купленные якобы в «Березке». В парне я издалека, по усталой сутулости и майке с битлами, узнал Гогу, вторая девушка мне тоже показалась знакомой. Где-то я ее уже видел…

— Немец времени зря не теряет! — плотоядно улыбнулся мой друг. — Какие цыпочки! Это та, которая лебедя кормила?

— Угу…

Они приближались, и я мог теперь хорошенько рассмотреть всю троицу. Зоя за эти дни успела прилично загореть. На ней была тонкая фисташковая блузка с большим вырезом, зеленые бриджи в обтяжку, на ногах китайские полукеды с короткими изумрудными носочками, а на голове салатового цвета панамка, ужасно шедшая к ее прическе «паж». Удивительные существа — женщины! Это ж сколько очередей надо отстоять и денег вбухать, чтобы подобрать всю одежду в тон! За несколько дней моей болезни попутчица стала еще привлекательнее, у меня даже слезы выступили от ее нестерпимой красоты, а раны сладко заныли. На Зоиной груди висел большой фотоаппарат в распахнутом кожаном футляре.

Гога был весь джинсовый, включая жилетку, тапки и кепочку на макушке. Из клепаных шортов торчали тонкие волосатые ноги. Говорят, в Сухуме есть подпольный цех, где из этой вражеской материи, доставляемой по тайным тропам контрабандой, шьют даже куртки и пальто, причем от фирмы́ самострок могут отличить только специалисты ОБХСС, но их здесь, видимо, нет, как и советской власти. В детстве я думал, «контрабанда» — это такая банда врагов, «контриков». По сути, так оно и есть! Если они здесь будут и дальше подпольно строчить одежду из незаконной джинсы, то кто же тогда станет покупать костюмы фабрики «Большевичка»? Башашкин предпочитает индпошив или охотится в ГУМе за импортом, как Дерсу Узала за женьшенем.