«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Отец был горд мною. Еще работали лаборантки, которые помнили меня школьником и вот теперь студент, да еще круглый отличник. Было от чего папе – санитару гордиться. Рад был он и тому, что я стал здоровым, что по утрам у него я принимал холодную ванну. И, что немаловажно, сам пробился в институт. Наверное, подумал он, и дальше буду двигаться.

Была у меня сцена с отцом, которую я запомнил на всю жизнь. Я чувствовал себя «взрослым», мы с отцом перед обедом принимали по рюмочке. Меня распирало от своей взрослости, и говорю папе:

– Давай выпьем и поговорим откровенно.

– А если мы не выпьем, то мы не сможем поговорить откровенно?

Я не помню, что я промямлил, но запомнил это на всю жизнь. Еще я помню, что мне очень хотелось показать свою взрослость и назвать папу отцом, но этот порог, пока был недорослем, я так и не сумел преодолеть, а когда стал взрослым, то и желания такого не возникало.

Папа меня одел. Купил на рынке пиджак, брюки, американские солдатские ботинки – непромокаемые, на толстой подошве, полуботинки, бушлат, кроличью безрукавку, которую до сих пор иногда ношу, и кожаное полупальто времен гражданской войны, к которому пристегивалась белая цигейка и белый цигейковый воротник, так что оно стало меховым полупальто.

Изменил он и меня самого. Зубы у меня были щербатые, поломанные еще в Сибири, когда я с коровами в речку летел. Он меня отправил к своему знакомому дантисту, и она мне сделала из золота высшей пробы такие ровные и толстые четыре передних зуба (один зуб и три коронки), что они мне несколько десятилетий служили.

Так и хочется сказать: «Я стал неотразим», но на танцах я всегда умудрялся пригласить ту девушку, которой со мной не хотелось танцевать.

Костры

Не все после каникул вернулись, а те, кто вернулся, привезли из дома кое-какие продуктишки и котелки в комнатах закипели с новой силой. Розеток не хватало, и, пожертвовав яркостью света, находчивые нетерпеливцы замкнули провод у абажура под потолком накоротко, а провода у выключателя стали использовать для подключения электроплиток.

Варить хотелось всем и немедленно, и однажды к этим проводам подключили столько плиток, что замкнутые у абажура провода перегорели и абажур грохнул на длинный общий стол, как раз на то место, где проводилась экзекуция. Абажур выкинули, а провода замкнули получше. Плитки перегорали и спирали укорачивали, мощность плиток возросла, и перегорели пробки. Пробки заменили «жучками», но потребление электроэнергии продолжало увеличиваться и, в конечном счете, сгорела сама проводка – обуглилась и провисла на роликах, но кирпичные оштукатуренные стены не загорелись, так что пожара не случилось, однако предохранители вырубились где-то вне нашей досягаемости и мы лишились света.

А варить-то надо!

И вот вдоль всей нашей комнаты зажглись костры. Это перевернутая обыкновенная деревянная табуретка, на перекладины ножек которой положена палочка и на ней весит котелок. Под котелком, на обратной стороне сидения, горит малюсенький, чтобы не сжечь саму табуретку, костерчик из лучинок и щепочек, которые непрерывно в огонь подкладываются. Табуретка постепенно прогорает, и тогда ее пускают на «дрова». Жгли костры очень аккуратно. Не много табуреток сожгли.

Длинная – длинная темная комната, в темноте не видно дальнего конца. Вдоль комнаты горят три, четыре костра. Окна, чтобы выходил дым, открыты. На улице мороз. В темноте, освещенные только огоньками под котелками, у костров сидят, большей частью на корточках, в пальто и шапках, как в тайге, охотники за знаниями. Костерчики, конечно, ни тепла, ни света не дают, но варить можно.

Колышущиеся язычки огоньков располагают к беседе. Что нам дает учеба? Как показывает опыт, материального благополучия диплом инженера не обеспечивает. Квалифицированный рабочий получает больше, а уж какой-нибудь завхоз или работник торговли будут обеспечены и уважаемы несравненно больше, чем рядовой инженер.

Диплом, при удачном стечении обстоятельств, может обеспечить интересную работу и административный или научный рост по линии техники. Булькает варево в котелках, в ожидании похлебки беседуют будущие творцы технического прогресса.

В общежитии остались те, кто мечтал об интересной работе, или надеялись на восхождение по служебной лестнице. Половина жильцов заявили, что они уже сыты этой учебой, и уехали. Оставшиеся стали спать между двумя матрасами, укрываясь матрасами сбежавших.

Через несколько недель электропроводку заменили и свет дали, окна закрыли, уроки опять стали готовить, сидя на кровати, возобновились воскресные танцы, розыгрыши и шутки.

Некоторые «шутки» были не по мне.

У нас в комнате был парень, который ночью вскакивал и бежал в туалет по малому. Вскакивал он стремительно и бежал в туалет босиком. Лапы большие – шлеп, шлеп; вернется и иногда мимоходом глянет на сидящих за столом, а иногда, не глядя, ныряет под одеяло.