«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

Этот институт интернационален и космополитичен, он должен вобрать в себя на равноправной основе и индуизм, и ислам, и буддизм, и бесписьменное, основанное на колдовстве язычество, и христианство, и агностицизм, и атеизм, и синтоизм, и все они должны быть равноправны перед творцом, поскольку разными творец их и сотворил. И все мы, без какого бы то ни было исключения, в каких-то обстоятельствах произносим одну и ту же молитву. Например, хоть бы заболевший близкий человек поскорей выздоровел, или хоть бы дождя не было, или наоборот – хоть бы дождь прошел. И такие молитвы возникают у любого человека независимо от того, как он представляет себе ту силу, которая выполнит его пожелание, такие молитвы возникают и в том случае если какой-то человек не может даже представить себе, что такая сила может существовать, но пожелание у него возникает независимо от его воли. В этом секрет и сила религии.

Истинно верующих в религиозные чудеса, не много. Большинство, особенно среди тех, кто знает историю возникновения земли и человека, можно отнести к агностикам – они свое поведение основывают на том, что они не знают, существует ли какой-то нематериальный носитель мысли и есть ли источник этой божественной мысли. Но даже истинные атеисты (если они люди воспитанные) не богохульствуют, чтобы не огорчить людей, для которых реальность создателя вне сомнений.

Я несколько раз в разную погоду, сидя на скамеечке в парке, недалеко от храма, подсчитывал, сколько же человек, проходя мимо храма, оборачиваясь к храму, крестится.

В среднем один из двадцати, т.е. строго верят примерно 5% населения, это соответствует и среднему европейскому уровню, и нашему дореволюционному. А вот крестики на всякий случай носит гораздо больше людей, это порождается свойством мышления – надеяться на благосклонность и помощь силы, существование которой для большинства непонятно, но, а вдруг эта сила есть.

Когда после февральской революции в армии отменили обязательность причащения, то только 5% военнослужащих причастились добровольно, а надеялись на божью милость большинство.

В основе проповеди интернационального религиозного института должна лежать мысль, что молитва, обращенная к Всевышнему, направлена на исполнение только доброй надежды – чтобы человек выздоровел, чтобы не простудился, чтобы был урожай. Иногда молящийся человек обращается к Всевышнему через священнослужителя – посредника между молящимся и Всевышним, и тогда они все трое составляют доброе звено милосердия.

Но иногда посредник внушает верящему ему мирянину, что только они с ним и другими единоверцами правильно молятся, а остальные враги Всевышнего, и с врагами надо бороться.

И возносится молитва: «хоть бы Сдох отступник от истинной веры», «хоть бы постигла врагов засуха», «хоть бы накрыло их наводнение».

По-моему, не подозревает такой «священнослужитель», что он с позиции религии уже не священнослужитель, а слуга дьявола, и что толкает он свою паству в объятия сатаны, потому что Милостивый и Милосердный Бог это добро, а зло это Дьявол. Они постоянно борются друг с другом за наши души, и в каждом из нас, в том числе и в душах атеистов, идет эта борьба между трудным добром и легким злом. Священнослужитель (у атеистов это деятели культуры) призваны, если они не попали в лапы сатаны, сеять добро и ограждать свою паству от зла, от ненависти, от насилия.

Пусть каждый верует и молится, как ему Бог на душу положит, и помнит, что Всевышний вкладывает в его душу только добро, а если появляются у него мысли ненависти, то это Дьявол стремится завладеть его душой.

Но как сделать понимание этого достоянием всех людей.

Во время Великого эксперимента религия по закону была отделена от государства и должна была являться сугубо частным делом. На деле государство осуждало религиозность, и среди мужчин, для которых были не безразличны общественное мнение и положение на службе, а так же в силу достаточно высокого уровня образованности, религиозность отпадала сама собой. Немногочисленные христианские храмы посещали женщины преимущественно пожилого возраста, немногочисленные мечети посещали преимущественного пожилого возраста мужчины, хотя во многих крестьянских домах в красном углу висели иконы, но мужчины и молодежь смотрели на них просто, как на некоторый обязательный атрибут старинного обычая. Воцерковленными оставались те 5%, кто верил безоглядно. Вера действительно была персональным делом – ни атеист, ни верующий обществом, т.е. людьми, не осуждались. В то время все верующие находились в одном положении. Государственный атеизм устранял различия, не было и повода для вражды.