Современная язва

— Говорила, говорила она, только ты забылъ, — подхватила свекровь, тоже полная женщина съ широкимъ проборомъ на голов, въ сромъ фланелевомъ плать и золотыхъ часахъ въ длинной золотой цпочкой на груди, и прибавила:- Проклятый тотализаторъ! И какъ только не запретятъ его!

— Вы говорили мн, Евгенія Васильевна, что Геннадій много въ тотализаторъ проигрываетъ, а про вещи ничего не говорили, — сказалъ старикъ. — Вещи это ужъ слишкомъ!

— И про вещи, папаша, говорила. Вы знаете, весной вдь онъ мою лисью ротонду проигралъ.

— Да что ты!

Старикъ даже привскочилъ въ кресл, поднялся и сталъ ходить по гостиной.

— Проигралъ. Я и не знала-бы этого, но вчера онъ мн самъ сознался, — продолжала молодая женщина.

— Это изъ рукъ вонъ! — возмущался старикъ.

— Весной онъ взялъ мою ротонду, чтобы отдать на лто для сохраненія отъ моли мховщику, я такъ и думала что ротонда у мховщика. Вчера я говорю ему: хорошо-бы, Геннадій, завтра взять отъ мховщика мою ротонду. Пора ужъ… Пока она вывтрится отъ камфары и нафталину. Вдругъ онъ встаетъ передо мной на колни и говорятъ: «Прости, Женичка, я ее заложилъ въ ломбардъ». Ну, когда онъ теперь ее выкупитъ! Денегъ у него никогда ни копйки. Жалованье свое въ контор онъ всегда забираетъ впередъ. Я знаю, что у него выданы векселя какимъ-то жидамъ, отъ которыхъ онъ скрывается. Вы знаете, на-дняхъ у насъ какой-то жидъ сидлъ въ пірихожей полъ-дня… «Не пойду, говоритъ, покуда его не дождусь». А Геннадій сидитъ въ спальной и не сметъ выйти. Но ротонда, ротонда! Я не знаю, какъ мн теперь моей мамаш сказать.

Молодая женщина заплакала.

— Выкупимъ, выкупимъ какъ-нибудь вашу ротонду. Мы выкупимъ, — сказалъ старикъ.

— Этого, Михаилъ Сергичъ, мало. Мы въ долгу, какъ въ шелку. Должны въ мясную лавку. Портной караулитъ на лстниц. Я боюсь за себя, боюсь за дтей. Вдь онъ все проиграетъ. Вдь ужъ я сама плачу иногда кое за что. Получаю проценты съ десяти тысячъ, которыя мн даны мамашей въ приданое, и расплачиваюсь, — продолжала Евгенія Васильевна. — Ахъ, если-бы вы все знали! — воскликнула она и опять заплакала.

— Не плачь, милушка, не плачь… — утшала ее свекровь. — Въ твоемъ положенія это вредно.

— Да… Вотъ хоть-бы и мое положеніе. Черезъ полтора мсяца я жду ребенка… предстоятъ большіе расходы. Надо акушерк, надо съ докторомъ посовтоваться… Крестины, а у мужа никогда ни копйки… Онъ у меня-же иногда на извозчика беретъ.

— Михаилъ Сергичъ… Ты долженъ приструнить Геннадія. Ты отецъ… Вразуми его… Вдь у него тоже дти… — обращается старуха къ мужу.

— Непремнно, матушка, непремнно… Вотъ только пусть со службы вернется, — отвчалъ старикъ. — Вдь мы съ женой пріхали къ вамъ обдать, — прибавилъ онъ, обращаясь къ невстк.

— Очень рада, папаша. Только ужъ не взыщите… чмъ Богъ послалъ. У насъ сегодня супъ мясной и мясо изъ супа подъ хрновымъ соусомъ. Дтямъ манная каша. Я сокращаю расходы.

— Михаилъ Сергичъ… Ты долженъ обратить вниманіе… — опять говоритъ мужу старуха. — Что-же это такое! Люди недодаютъ, какъ слдуетъ.

— Да, обращу, обращу… Пусть только покажется, — откликнулся старикъ и въ волненіи сталъ отирать со лба потъ.

Евгенія Васильевна продолжала:

— И какъ я была умна, что не отдала ему нынче зимой три тысячи рублей! Онъ просилъ у меня три тысячи. Говорилъ, что перемнитъ бумаги на какія-то боле доходныя. Но я ему не дала. О, съ этими бумагами было-бы то-же, что и съ ротондой!

— Мн кажется, милочка, ты ужь слишкомъ… — вступился за сына старикъ.

— Я слишкомъ! Да если вамъ все разсказать, такъ вы въ ужасъ придете, — отвчала Евгенія Васильевна. — Лтомъ, когда мы жили на дач, серебро наше хранилось въ городской квартир у меня въ зеркальномъ шкапу и ключъ былъ у меня. Такъ онъ подобралъ ключъ.

— Не разсказывай, не разсказывай! — замахала руками старуха.

Невстка не унималась.

— И вотъ теперь отъ всего моего приданаго серебра у насъ только серебряныя ложки и больше ничего, — ршительно ничего.

— Пфъ… — отдувался старикъ и въ волненіи ходилъ по комнат. — Какая несчастная страсть!

— Страсть велика, но вдь и соблазнъ великъ, — сказала старуха. — Я не понимаю, какъ не запретятъ этотъ тотализаторъ! Вдь это азартная игра, вдь это все равно что рулетка.

— И прямо, прямо дачникамъ навязываютъ, — говорила Евгенія Васильевна. — Вдь этотъ тотализаторъ теперь въ самомъ дачномъ центр. А мужъ хорошъ! Помните, онъ доказывалъ и вамъ и мн, что на Крестовскомъ остров дтямъ жить сыро на дач, что надо поселиться въ Лсномъ или въ Коломягахъ. Ну, вотъ и наняли дачу въ Коломягахъ. Я съ дуру согласилась. А это онъ на Лсномъ и на Коломягахъ изъ-за того настаивалъ, чтобы ближе жить къ скачкамъ, къ тотализатору, чтобъ постоянно въ этомъ проклятомъ вертеп торчать. Несчастіе! Серебро, ротонду проигралъ, свою шубу…

— Даже и свою шубу?! — воскликнулъ старикъ.

— Все, все… Были у меня золотые, дареные вами-же нашимъ дтямъ на зубокъ — и золотые эти вытащилъ, у меня изъ стола и проигралъ, — разсказывала Евгенія Васильевна.

— Это ужасъ, что такое!

Звонокъ у наружныхъ дверей.

— Вотъ мы его сейчасъ припремъ. Это онъ, — сказалъ старикъ, потирая руки.