Читаем Современная китайская драма полностью

Фэн Цзиньхуа хочет войти в дом, но с тяжелым сердцем останавливается на пороге. В это время вновь появляется  П е с  с бадейкой в руках.


П е с. Чертов парень, у него на скотном дворе одна-единственная кормушка, сам скотину толком не покормит и других не подпускает. Я, по счастью, изловчился и вылил бадейку в ясли, к корму со всех сторон потянулись морды, мигом все очистили, моей Хризантеме всего несколько горошин и перепало. Общая кормушка к добру не приведет, вся скотина скоро передохнет… Эге, опять сюда же и воротился. Тихо стало, не слышно шуток, гости, видать, разошлись. Свадебного вина я не выпил, пойду-ка подслушаю у окна…


Пес подходит к дому, Фэн поворачивается, их глаза встречаются.


Ф э н (вдруг бросаясь на колени). Прости меня, в следующем рождении я готова стать лошадью, коровой, я верну, верну тебе…

П е с (находя это забавным). «Разговоров новобрачных» не подслушал, зато невесту поздравлю. Беда, не взял денег для подарка! Ого, ящерица тянет тигра, на ней войлочная шляпа — лица не видно. Подожди, я сбегаю домой, отыщу мою хозяйку с ключами и принесу тебе деньги на гостинцы.


Фэн убегает в дом, с шумом хлопает дверь.


(Задумавшись.) Поехала на базар? Да, на базар, в храм, жечь свечи, молиться… монашка вышла замуж за старого даоса…

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

День. На ступеньках большого дома сидит  П е с  и старательно чинит бадью для воды.


П е с. Ветер подул, дождь прошел, громовик раскатился, мать-молния полыхнула. Ветер принес желтозем, землю покрыл золотом, будет год плодородный. Во время дождя с неба упал огромный карп длиной в чи и крохотная рыбка — одни глаза да хвост. Плохо, рыба — это осел с тюком риса, кормиться рыбой — значит переводить рис, Яньван в аду рассердится. Яньван строг, как скажет, так и будет… Есть две вещи, нельзя поперек них становиться, одна вещь — земля, другая — жена. Я разок стал поперек — и все потерял. Потерял — и пошел искать. Ищу не жену, а землю. Будет земля — будет все, без земли — все, что есть, потеряю. Где ее отыскать? Не на небе, не на краю земли, а (таинственно), открою тебе, на склоне ветра и воды, на склоне Фэншуй, где стоит дуб, под дубом течет родник, рядом с родником есть пещера, как раз жилье на одного. Там есть земля, что вспахаю, то мое будет. Там ветры холодные, даже мух нет. Ты пойдешь? Тебе нельзя. Ли Ваньцзян мне одному разрешил, говорит, я на особом положении, ну не чудно ли? Я раскинул мозгами, вынослив, сила во мне есть. Что тут думать, возьму бадью да мотыгу, с ними мужик и на краю света не пропадет, есть земля — значит, пущу корни. Век буду помнить тебя, Ли Ваньцзян, благодетель мой! (Поднимает глаза к дому.) Старина, ну, я пошел, я еще вернусь, не скучай, мой сын присмотрит за тобой. Сын? А где Даху? Даху! Говорят, с какой-то девчонкой любовь крутит… Такой, как моя Фэн Цзиньхуа, вострой на язык, быстрой на работу, днем с огнем не сыщешь, одно в ней плохо — хлебом не корми, дай по базарам и храмам шататься, уехала, и все нет ее, нет, нет… курительные свечи возжигает, молится… (Опершись на косяк двери, то ли спит, то ли бодрствует.)


Перед ним предстает  п р и з р а к  Ц и  Ю н н я н я.


Ц и. Пес, мы несколько дней не виделись, как жив-здоров?

П е с. А, Ци Юннянь! Постарел ты… сгинь, злодей!

Ц и. Ну, раз гонишь, я уйду.

П е с. Нет, не уходи, поговорим, и впрямь тоска заела.

Ц и. Где сын?

П е с. С девчонкой.

Ц и. А жена?

П е с. С ярмарки еще не вернулась.

Ц и. А лошадь? Хризантема?

П е с. Издохла. Жеребец от нее остался, да тоже уж в оглоблях.

Ц и. Твой?

П е с. Какой там, всехний!

Ц и. Да, вся семья своя, да всяк любит себя! Помнишь старую присказку, а?

П е с. Помню, у отца хорошо — у матери лучше, у матери хорошо — да у меня лучше… А ты ведь реакционер! Ли Ваньцзян, послушай, он говорит реакционные речи…

Ц и. Не шуми, смотри-ка. (Развязывает узелок, достает печать.)

П е с. Брусок! Отдай его мне.

Ц и. Тебе он ни к чему.

П е с. Нужен он мне, говорят тебе, я ухожу на склон Фэншуй.

Ц и. Все равно не дам.

П е с. Ясное дело, все мужики на один лад скроены, за добро платят добром, за зло — злом. Ты не забыл моей пощечины, что ж, ударь и ты — будем квиты!

Ц и. Не могу, я… умер.

П е с (нисколько не удивившись). Умер?.. Да вроде говорили.

Ц и. Когда «маленькие генералы революции»[63] обрушили свои дубинки, я… ну да, сам знаешь, тысячи смертей мало, чтоб искупить вину, собаке — собачья смерть.

П е с. Собачья ли, человечья, жизнь есть жизнь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Проза / Русская классическая проза / Драматургия
Человек из оркестра
Человек из оркестра

«Лениздат» представляет книгу «Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса». Это записки скрипача, принимавшего участие в первом легендарном исполнении Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде. Время записей охватывает самые трагические месяцы жизни города: с июня 1941 года по январь 1943 года.В книге использованы уникальные материалы из городских архивов. Обширные комментарии А. Н. Крюкова, исследователя музыкального радиовещания в Ленинграде времен ВОВ и блокады, а также комментарии историка А. С. Романова, раскрывающие блокадные и военные реалии, позволяют глубже понять содержание дневника, узнать, что происходило во время блокады в городе и вокруг него. И дневник, и комментарии показывают, каким физическим и нравственным испытаниям подвергались жители блокадного города, открывают неизвестные ранее трагические страницы в жизни Большого симфонического оркестра Ленинградского Радиокомитета.На вклейке представлены фотографии и документы из личных и городских архивов. Читатели смогут увидеть также партитуру Седьмой симфонии, хранящуюся в нотной библиотеке Дома радио. Книга вышла в год семидесятилетия первого исполнения Седьмой симфонии в блокадном Ленинграде.Открывает книгу вступительное слово Юрия Темирканова.

Галина Муратова , Лев Михайлович Маргулис

Биографии и Мемуары / Драматургия / Драматургия / Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Документальное / Пьесы