Канон обладает рядом характеристик, в частности, он имеет четко определенный центр и размытую периферию – т ак, по мысли Х. Блума, поддержанной повсеместно, каноническим центром англоязычных культур является творчество У. Шекспира – критик полагает, что именно «в пьесах Шекспира был впервые найден особый интроспективный взгляд на человека, который фактически и привел к возникновению личности в современном понимании» [Ильин, Махов, с. 64]. Кроме того, канон является не только некоторым итогом соревнования, но и самим непрекращающимся соревнованием авторов и произведений за место в каноническом списке; как следствие, он должен лежать в основе образования (в русской традиции существует соответствующий термин «программное произведение»). Подчеркнем также, что канон обладает вариативностью (несложно представить существование канона национального, канона поколения/группы/читателя). Тем не менее, следует признать, что, несмотря на «игры с классикой» каждого поколения, в национальном сознании каждого народа литературный канон сохраняет достаточную устойчивость и хорошо ощущается на интуитивном уровне большинством носителей языка.
Переводная художественная литература, однако, живет в принимающей культуре своей жизнью, по законам, в ряде случаев явно отличным и от существования своих оригиналов в литературе‐источнике, и от существования произведений принимающей литературы. Полагаем, что любой национальный литературный канон при переводе подвергается ряду трансформаций, варианты которых в самых общих чертах можно сформулировать следующим образом:‐ утрата приоритета центральными произведениями национального литературного канона; актуализация периферийных произведений; временной «сбой».
Наглядной иллюстрацией первого положения могут служить переводы русской литературы ХIХ в. на иностранные языки: хотя романы Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, пьесы А. П. Чехова хорошо известны зарубежным читателям, творчество А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, произведения которых, подчеркнем, многократно переводились на иностранные языки, в том числе и теми переводчиками, которые убедительно доказали свою профессиональную состоятельность, не пользуются популярностью и плохо известны читателям. Анализируя этот феномен в статье с выразительным названием «Почему Пушкина не может оценить нерусский мир?», С. Г. Тер‐Минасова выдвигает несколько его причин и отмечает: «Главная причина непризнания и непонимания Пушкина как первой величины русской литературы – э то конфликт культур, менталитетов, конфликт душ, наконец. Предвижу вопросы: Достоевский? А Толстой? А Чехов? Ответ – з начит, они более интернациональны и менее национальны, чем Пушкин» [Тер‐Минасова, с. 36]. Английский славист А. Д. Бриггс, в свою очередь, провозглашает: «Пушкина можно понять по‐настоящему, лишь читая по‐русски, и в любом случае изучение этого языка вознаградит вас. Даже тем, кто не особенно разбирается в литературе… смогут пригодиться и сам поэт, и его стихи. Простое упоминание имени Пушкина или, еще лучше, краткая цитата из его произведений (можно подыскать одну на все случаи жизни) обеспечат вам доброе расположение русских и взаимопонимание такого уровня, который едва ли будет доступен другим иностранцам» [Briggs, p. 23].
Второй вариант трансформаций канона при переводе – актуализация периферийных произведений – предполагает, что произведения, явно не центральные в родной для себя литературе, становятся гораздо более влиятельными после их перевода в принимающей культуре. Подобное смещение может быть объяснено рядом причин. Л. Володарская, в частности, отмечает: «Вряд ли можно оспорить тот факт, что для взаимодействия национальных литератур необходимо наличие двух факторов – о дна нация создает нечто такое, что другая предрасположена воспринять, как писал… А. Н. Веселовский: “…заимствование предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии”. Спустя много лет его поддержал в этом Б. Л. Пастернак: “…переводы – не способ ознакомления с отдельными произведениями, а средство векового общения культур и народов”. Если это закономерность, то она и определяет прямое заимствование с одного языка на другой и может служить ключом к постановке проблемы переводимости или непереводимости, актуальности или неактуальности всего творчества или отдельных произведений разных авторов в тот или иной исторический момент» [Володарская].