Одним из ярких примеров подобного рода является англоязычная поэзия в переводах известного советского переводчика С. Я. Маршака. Среди русскоязычной читательской аудитории С. Я. Маршак стал известен прежде всего как переводчик англоязычной поэзии, в частности, поэзии Р. Бёрнса и сонетов У. Шекспира. Восторженно встреченные критикой и читателями, переводы С. Я. Маршака вошли в общественное сознание как достижения советской школы поэтического перевода: «Большая популярность переводов Маршака среди самых широких читательских кругов в значительной степени определяется тем, что в своем творчестве он продолжает славные традиции русского поэтического перевода», – провозгласили П. Карп и Б. Томашевский в статье с выразительным названием «Высокое мастерство», напечатанной в «Новом мире» в 1954 г. [Карп, Томашевский]. Присущие переводам С. Я. Маршака вольности и отступления от оригинала они причисляют к их несомненным достоинствам, ссылаясь на мнения А. С. Пушкина и В. А. Жуковского, не принимая во внимание историческое развитие взглядов на поэтический перевод и бравурно провозглашая, что «переводы Маршака возникли как продолжение и развитие того, что было начато еще Пушкиным и Жуковским, поэтому их достоинства являются достоинствами всей русской школы поэтического перевода» [Карп, Томашевский]. Сложно оспаривать тот факт, что поэзия Р. Бёрнса, чрезвычайно непростая для перевода на любой язык хотя бы в силу того, что в оригинале написана на диалекте английского языка (так называемом «шотландском английском», Inglis
), стала популярна у русских читателей именно благодаря переводам С. Я. Маршака. При всех недочетах переводы Р. Бёрнса стали творческой удачей советского поэта‐переводчика. Пожалуй, в данном случае сравнение с В. А. Жуковским не выглядит натянутым: так же, как В. А. Жуковский, С. Я. Маршак избегает переводить самые свободолюбивые стихи, так же «причесывает» оригиналы, в результате чего «веселая мужиковатость Бёрнса твердой рукой вводится в границы литературного благообразия» [Гаспаров]. Тем не менее, С. М. Маршаку удается передать и ритмический рисунок, и звукопись, и тональность стихов Р. Бёрнса, и даже «веселая мужиковатость» проглядывает сквозь его русские строки. Приведем в качестве примера четверостишие из ставшего хрестоматийным стихотворения My heart’s in the Highlands:My heart’s in the Highlands, my heart is not here,My heart’s in the Highlands, a‐chasing the deer;Chasing the wild‐deer, and following the roe,My heart’s in the Highlands, wherever I go.(В горах мое сердце… Доныне я тамПо следу оленя лечу по скалам.Гоню я оленя, пугаю козу.В горах мое сердце, а сам я внизу) (пер. С. Маршака).Сравнивая тексты оригинала и перевода, согласимся с теми критиками, которые указывают на их расхождение: да, ключевая фраза, четырежды повторенная Р. Бёрнсом, встречается в переводе только дважды; да, ключевая реалия Highlands
не находит отражения в переводе; да, образ, который использует переводчик в последней строке, отсутствует в оригинале. Но отметим также благородную простоту лексики, четкость ритмического рисунка, обратим внимание на третью стопу третьей строки оригинала, продленную за счет трех безударных слогов и отраженную двумя тянущимися безударными гласными без согласных в переводе, а также на противопоставление, выраженное и на лексическом («в горах» – « внизу»), и на синтаксическом уровне. Вторая и третья строки, заполненные перетекающими друг в друга гласными звуками, вдруг обрываются четким рубленым «а сам я внизу», как полет обрывается прыжком. И отсутствующий в оригинале образ оказывается чрезвычайно уместным и удачным. Для сравнения приведем гораздо более поздний перевод того же стихотворения, выполненный Юрием Князевым, перевод, по нашему мнению, хороший, но уступающий переводу С. Я. Маршака:Я сердцем на севере, здесь его нет,Оно за оленем несется во след.За диким оленем летит по пятам.И где бы я ни был, всем сердцем я там (пер. Ю. Князева).Приведем для наглядности еще два примера параллельных текстов оригинала Р. Бёрнса и переводов С. Я. Маршака: