Князь хлестнул его ладонью по щеке. Настолько звонко, что в храме запели стёкла.
– Не сметь! – Уж на что священник был трусоват, и то в себе силы нашёл выбраться на свет. – Не сметь заниматься рукоприкладством в доме Божьем!
Князь взял Григория за шкирку и силой выволок наружу. Швырнул на ступени.
– Я тебя от голодной смерти спас. В свой дом впустил. Растил как родного! А ты мне вон чем отплатил? На самое дорогое покусился?..
– А если я люблю её? – Григорий не торопился вставать на ноги. Вертелся на четвереньках и рвался в разные стороны, как пёс, впервые посаженный на цепь. – Вам, господам, можно, а нам, сирым да босым, – кукиш с маслом? Нетушки, ваше благородие! Я на такое не согласен. Я тоже человек, а стало быть, право имею!
– Да что ты такое лаешь, бесовское твоё нутро? – Пётр Михайлович схватил воспитанника за грудки и вздёрнул вверх. С шеи Григория сорвалось и затерялось в жухлой осенней листве что-то блестящее. – Ты дочери моей чуть всю жизнь не загубил!
– Как за соседского барчонка замуж, так совет да любовь? А как за Гаврилова сына, так жизнь загубил? – Григорий неприятно оскалился. – Не высоко ли взлетели, тятенька? Все ведь под одним Богом ходим. А что до страданий… Они знаете ли, душу очищают…
– Предал ты меня, Гришка. – На глазах князя через гнев навернулись слёзы. – Как Иуда Христа предал. Нет у тебя больше души, всю на зависть извёл.
– Так убей меня, тятя. Вам, господам, человека прикончить – что гриб трухлявый пнуть.
– Прости тебя, дурака, Господи…
Князь разжал пальцы. Повернулся к дверям, перекрестился, зашёл внутрь. Пока Гришка всё ещё елозил по земле, вышел с иконой в руках.
– Отпущу тебя на все четыре стороны. Катись хоть к чёрту лысому! Но поклянись перед святым образом, что никогда… Слышишь? Никогда! больше не переступишь порог моего дома и не тронешь Софью.
Григорий постучал пальцем по зубу, проверил – не расшатался ли от удара? Цыкнул, сплюнул кровью. Затем всё так же по-собачьи приблизился к князю и оцеловал оклад.
– А теперь пшёл вон!
Вряд ли участники событий столетней давности заметили бы Ивана, но мальчик всё равно осторожно, стараясь произвести минимум шума, пробрался к ступеням церкви. Ему хотелось найти упавшую вещицу. Зачем? Он и сам не знал, но внутренний голос шептал: пригодится. Вскоре пальцы нащупали. Оказалось – серебряный нательный крестик и звенья разорванной цепочки.