Спаси и сохрани

– А как именно погиб Знаменский, вы знаете? – поинтересовался Ваня.

– Обстоятельства его смерти крайне туманны. Очевидцев не осталось, хотя кто там что разберёт в адской мясорубке боя… Факт в том, что с войны Алексей так и не вернулся. Впрочем… Это не единственная драма, коснувшаяся семьи Голенищевых-Лощинских. С начала войны не минуло и года, как случилось ещё кое-что.

Изольда Аскольдовна помрачнела. Ваня навострил уши.

– Жил в имении князя один крестьянин. Пока крепостным был, служил не хуже прочих – где на пашне, где в конюшне. Всё при деле.

Конечно, крепостное рабство – ещё одна позорная страница нашей истории. И не в какие-то древние и страшные времена, а всего два столетия назад! А ведь человек привыкает ко всему. В особенности – ко всему плохому. Зачастую раб не представляет своего существования без хозяина, даже если получает свободу. В психологии этот феномен именуется «стокгольмским синдромом».

Вот и наш герой не был готов к вольной жизни. На радостях промотал всё, что имел. Оставил семью ни с чем, хоть по миру побирайся. Пришлось его сыну Гавриле податься на заработки в столицу.

Шёл тысяча девятьсот пятый год.

Петербург в это время сотрясали политические волнения. Подданные императора не желали повторять судьбы своих предков. Были уверены, что смогут самостоятельно, без его участия, определять будущее страны. Точно так же, как каждый из вас, мои дорогие, когда-нибудь повзрослеет настолько, что захочет жить отдельно от родителей. В январе тысячи жителей объединились, чтобы выйти к Зимнему дворцу и напрямую обратиться к верховному правителю. Попросить его провести демократические выборы – тогда это называлось созвать Учредительное собрание, искоренить коррупцию в стране, ограничить самодержавие… Словом, простой народ – рабочие, школьные и университетские преподаватели, художники, писатели, журналисты, священники, члены политических партий – все хотели уважения к себе и своим правам. Чтобы власть эти права признавала и защищала. Как и положено в нормальном обществе.

Девятого января люди шли по улицам как на праздник. С цветами и иконами, с песнями, целыми семьями, одетые в лучшие наряды. Никто не предполагал, что император, царь-батюшка, помазанник Божий откажется выслушать народные чаяния.

– Их всех расстреляли? – прошептал Ваня.

Спросить громче боялся, хотя и так знал ответ. Вернее, видел собственными глазами прошлой ночью.

– Не всех. – Изольда Аскольдовна опустила ложечку в свою чашку и долго помешивала остатки и без того остывшего чая. – Но многих. Точное количество погибших и раненых не знает никто. Предлагают разные цифры – от нескольких сотен до трёх тысяч. В любом случае, девятого февраля девятьсот пятого года на улицах Петербурга развернулась настоящая бойня.

– Но разве можно вот так спокойно открывать огонь по безоружным людям? – не мог поверить Тёма. – Как такое вообще могли допустить?

– Власть призвана делать нашу жизнь лучше. Это единственная её задача. Не важно, выбираем мы её сами или же она достаётся нам по наследству. Но иногда получается так, что забор вокруг императорского дворца чрезмерно высок, за ним не разглядеть судьбы миллионов людей и власть забывает о своём предназначении. Это и приводит к подобным катастрофам… В тот злополучный день пропал Гаврила без вести. А там жена его вскоре преставилась.

– Медицина в то время была такое себе, – подметила Энжел.

– Ах, деточка! Человек есть самое совершенное существо на Земле. И вместе с тем – самое хрупкое. За место на вершине эволюции приходится дорого платить… Но мы отвлеклись. О чём я говорила?

– О том, что у крестьянина Гаврилы был сын. И похоже, он остался круглым сиротой.

– Хвала небесам, Пётр Михайлович сжалился над мальчиком, принял в свой дом, устроил по хозяйству. Кормил, одевал, обувал, обеспечил образованием. Заботился как мог. В замке, правда, новенького невзлюбили. Ни роду ни племени, а замашки барские. При случае так и норовили напомнить мальчику, что он хоть и живёт под княжеским крылом, но князю не ровня. Насмехались, звали Гришка-Приёмыш.

А вот Софья Григория привечала, хоть он и старше её был. Тут уж ничего не поделаешь, такие были у неё манеры. И большое открытое сердце, в котором находилось место для каждого, независимо от происхождения. Григорий сам того не заметил, как влюбился в княжескую дочь. В глубине души лелеял мечту, что и Софья ответит ему взаимностью. Сможет он, сын простого крестьянина, породниться с самим князем Лощинским! Тогда бы уж никто из слуг не посмел дразнить его Приёмышем…

– Но ведь Софья любила Алексея, – напомнил Булочкин.

– В том-то и дело. Когда князь объявил о предстоящей свадьбе, Григорий впал в бешенство. Такая обида на весь мир сдавила ему горло, такая ненависть, такое презрение к роду человеческому… Обезумел Гришка. Никак не мог смириться с тем, что Софья не его, а другого выбрала. Как говорится, разбитое сердце скотчем не склеить.

Изольда Аскольдовна задумалась о чём-то своём.

– Поэтому Григорий выкрал Софью? Чтобы насильно женить на себе? – догадался Иван.

Пазл постепенно складывался.