Спасти космонавта

Потом, для равновесия, выпили за Дмитрия Донского. И почему-то за Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Капитан продолжил:

– Или нашу веру взять. Восемьсот дацанов[18] по всей Монголии стояло! А ваши большевики у себя все церкви повзрывали или в овощные склады переделали – нет, мало им, ещё и наших заставили то же самое сотворить. Все монастыри пожгли, все! Пять или шесть штук осталось. Двадцать тысяч монахов-лам без суда и следствия – в расход. А ведь они своими молитвами и размышлениями мир держали, чтобы не упал в ад.

– Ну, не упал ведь? – хмыкнул Марат.

– Да ты вокруг посмотри. Уверен? – Доржи погрустнел. – Вот умный человек сказал, что дорога в ад вымощена благими намерениями. А я так скажу: камнями она выложена, которые из руин церквей взяты. Дед мой чудом тогда живым остался. С одной стороны, хорошо, что коммунисты его из монахов выгнали. Ламам-то жениться было нельзя. А так – он отца моего родил, продолжил род. Только потом всё равно пришли, забрали… Расстреляли его.

Помолчали, ещё выпили.

Лейтенант хитро прищурился:

– Значит, ты монгольский националист?

– И патриот.

– Ну, мы все патриоты. И интернационалисты.

– Марат, тебе пропагандисты каши в башку намешали. Либо то, либо другое. И ещё. Патриот – это не тот, кто хвалит сермяжную кучу фекалий посреди родного двора. И уж точно не тот, кто зовёт западных журналистов: а вот, поглядите, у нас ещё и тут всё плохо, расскажите об этом на «Голосе Америки». Настоящий патриот идёт и молча эту кучу убирает, а вместо неё строит детскую площадку. Если повезёт – лопатой убирает, а нет – так голыми руками.

Тагиров попробовал эту мысль с разных концов. В принципе согласился. Неожиданно для самого себя спросил:

– Доржи, а ты чингизид?

Капитан загадочно улыбнулся:

– Говорят, мы из рода Борджигин.

– Не понял, что это значит?

– И не важно. А вот ты сам, случайно, не из чингизидов?

Тагиров рассмеялся, а потом, заговорщически подмигнув, ответил:

– Бабушка рассказывала, наш предок из татарских царевичей, мурзой был. А они все с примесью чингисовой крови.

– Очень интересно. Можно одно предсказание проверить на тебе.

– Какое?

– Ну, есть откровение знаменитого Бхогта-ламы. Что могила Чингисхана расположена здесь недалеко, под Чойром. Даже примерно известно место. И могила даст знак потомку Великого из рода, который живёт далеко на северо-западе, в улусе Джучи, и не знает седла. Ты в последний раз когда на лошади скакал?

– Никогда.

– А ну-ка, поехали!

– Что, прямо сейчас? Ты же выпил.

– А как раз сейчас, ноябрь по-вашему. И новолуние. Подумаешь, выпил. Я тут главный милиционер. Поехали!

Оделись. Марат, хихикая от предвкушения дурацкого приключения, долго не мог пропихнуть руку в рукав шинели, пока не догадался вынуть оттуда скомканный шарф. Машина завелась на удивление легко. Доржи собрался, на смешочки не отвечал; глядя на него, Тагиров даже слегка протрезвел и понял, что для монгола это всё не шутки, и он относится к пророчеству серьёзно.

Поднялись на какие-то холмы, вышли из машины. Марат поинтересовался:

– И чего надо делать?

– Тсс, тихо. Просто стой и молчи. И замечай всё вокруг, нет ли чего необычного.

Было хорошо. Ветер стих, мороз бодрил, но не грыз. Звёзды крупными каплями просачивались сквозь чёрный муар, одинаково глубокий по всему пространству. Только «вертолётка», как всегда, подсвечивала темноту золотой пылью огоньков, и там в вышину рвались три луча прожекторов, щекоча небо. Вот ведь у лётчиков жизнь – круглосуточно полёты.

Доржи тихо поинтересовался:

– Ну как?

– Хорошо!

– Тля, я понимаю, что неплохо. Знак видишь какой-нибудь?

– Неа.

Капитан разочарованно сплюнул, пошёл к машине. На обратном пути молчал, переживая. Марат чувствовал свою вину, которую непонятно как исправлять. Сказал, чтобы просто нарушить неловкую тишину:

– Тяжело лётчикам служить, и ночью летают. Прожекторами полосу освещают, наверное.

– Ага, – машинально согласился Доржи. – Это ты к чему?

– Там, на холмах когда стояли. Небо освещено, ты не видел, что ли?

Капитан резко нажал на тормоз – Тагиров качнулся вперёд, стукнулся кокардой о стекло. Выругался:

– Поаккуратней можно, блин?

Доржи повернулся к нему, вцепился в шинель:

– Ты о чём? Где освещено?!

– Так прожектора над «вертолёткой». Три штуки.

Капитан схватился за голову:

– Идиот! «Вертолётка» с другой стороны. Там, куда мы ездили, вообще ничего нет, пустая степь. Это знак был.

Марат присвистнул:

– Во дела! Ну так давай назад, я покажу, где огни видно.

Доржи устало покачал головой:

– Бессмысленно. Знак один раз в жизни даётся. Увидишь то же, что и я, – сплошную темень.

– И чего теперь нам делать?

– Да ничего. Сына родишь – привози сюда, как ему двадцать лет исполнится. Теперь-то ясно, что ты – чингизид.

Тагиров протянул:

– О-о-о, двадцать лет сыну, которого и в планах нету! Это когда же случится?

– Теперь не важно. Могилу с тринадцатого века найти не могут, ещё пара-тройка десятков лет значения не имеет. Там и золото, и Орхонский Меч. А это власть над миром, брат-чингизид!