Спин

Джейс утешал ученых намеками, что я лишь часть «процесса социализации», болванчик, на котором Вон оттачивает свои земные манеры вне политического или научного контекста, а сам я пообещал командирше медкоманды, что не стану оказывать Вону никаких медицинских услуг без ее непосредственного вмешательства. Среди исследователей ходил слушок, что я, гражданский оппортунист, лестью и подлизыванием проложил себе путь в ближний круг Вона и, как только тот объявится на публике, наградой мне станет жирный контракт на книгу. Слушок сей возник самопроизвольно, но опровергать его мы не стали: он играл нам на руку.

Разжиться медикаментами оказалось куда проще, чем я ожидал. Вон привез на Землю полный комплект марсианских препаратов; ни у одного из них не имелось земных аналогов, и любой из них, по словам Вона, мог однажды потребоваться ему для самолечения. Все медицинские припасы, имевшиеся в его спускаемом аппарате, сперва конфисковали, но вернули, как только Вон получил посольский статус. (Несомненно, правительство оставило себе образцы всех препаратов, но Вон сомневался, что поверхностный анализ способен раскрыть истинное предназначение этих конструктивно сложных веществ.) Вон попросту выдал Джейсону несколько ампул, а Джейсон вынес их из «Перигелия» под мантией руководительских привилегий.

Вон рассказал мне про дозировку, расчет времени, противопоказания и потенциальные проблемы. Список сопутствующих рисков был столь велик, что я пришел в смятение. Даже на Марсе, говорил Вон, коэффициент смертности при переходе в Четвертый возраст составлял одну десятую процента – величина весьма значительная, – а в Джейсоновом случае необходимо было делать поправку еще и на атипичный рассеянный склероз.

Но без этой процедуры прогноз был еще хуже, и Джейсон уже решился независимо от моего мнения – в каком-то смысле сейчас его лечащим врачом был не я, а Вон Нго Вен. Мне же досталась роль наблюдателя за ходом процедуры, контролирующего неожиданные побочные эффекты; это убаюкало мою совесть, хотя подобный аргумент непросто было бы защитить в зале суда: конечно, «лечение» назначил Вон, но вколет «лекарство» в тело Джейсона не его рука.

Не его рука, а моя.

Вона Нго Вена даже рядом не будет. Джейсон уже написал заявление на трехнедельный отпуск в конце ноября – начале декабря. К тому времени Вон превратится в звезду глобального масштаба, и его имя, даром что необычное, станет известно во всех уголках планеты. Он будет занят – будет обращаться к ООН, будет купаться во всепланетном гостеприимстве, будет изучать полную коллекцию монархов, мулл, президентов и премьер-министров в запятнанных кровью одеждах, а Джейсон тем временем, заливаясь потом и исходя рвотными массами, станет пробивать себе дорогу к доброму здравию.

Нам нужно было место. Место, где Джейсон переболеет, не вызывая подозрений. Место, где я буду ухаживать за ним, не привлекая лишнего внимания. Место в достаточной мере цивилизованное, чтобы я мог вызвать неотложку, если дело примет совсем скверный оборот. Удобное тихое место.

– А я знаю, что это за место, – сказал Джейсон.

– И что же?

– Казенный дом.

Я смеялся, пока до меня не дошло, что он не шутит.

* * *

Диана перезвонила лишь через неделю после визита Ломакса в «Перигелий». Спустя неделю с того дня, когда Молли покинула город и устремилась навстречу награде, которую посулил ей И Ди или его частные сыщики, – что бы это ни было.

Воскресенье, уже за полдень. Я дома, один. Погода солнечная, но окна зашторены. Всю неделю я разрывался между пациентами в лазарете «Перигелия» и секретными консультациями с Воном и Джейсом, стараясь не заглядывать в дуло пустого уик-энда. Плотный график идет мне на пользу, говорил я себе. Так тебя захлестывают повседневные проблемы, бесчисленные, но решаемые; они вытесняют боль и отпугивают угрызения совести, а это полезно для здоровья. Это процесс исцеления. Или хотя бы тактическая отсрочка. Эффективная, но, увы, лишь временная. Рано или поздно шум стихнет, толпа рассосется, и ты приедешь домой – к перегоревшей лампочке, пустой комнате и незаправленной постели.

Плохо дело. Я даже не знал, что должен чувствовать, – вернее, понимал, что испытываю несколько несовместимых видов боли, но понятия не имел, которую из них следует признать первостепенной. «Без нее тебе лучше», – пару раз говорил Джейс. Слова в равной мере банальные и честные: без нее мне лучше, но еще лучше было бы, сумей я понять, использовала меня Молли или наказала за то, что я использовал ее; и заслужила ли моя прохладная и, пожалуй, слегка притворная любовь столь жестокого и расчетливого от нее отречения.

Тут зазвонил телефон – не вовремя. Я как раз срывал с постели простыни и скатывал их в шар, готовясь пройти в прачечную, где щедрая горсть стирального порошка и потоки обжигающей воды смыли бы с белья аромат Молли, а когда человек увлечен столь важным занятием, меньше всего он хочет, чтобы ему помешали, ибо в такие моменты к нему возвращается хотя бы кроха собственного достоинства. Однако я всегда был рабом телефонного звонка, поэтому снял трубку.