Спин

Шоу растянулось на восемь часов. К утру я приехал в местную больницу, чтобы помочь в отделении экстренной терапии. К полудню я повидал семь случаев отравления выхлопными газами (каждый из этих людей преднамеренно заперся в гараже и завел автомобильный двигатель). Почти все умерли задолго до того, как я вынес свой вердикт, а у выживших дела обстояли далеко не лучшим образом. В прошлом здоровые люди – не исключено, что я сталкивался с ними в супермаркете, – в результате неудачных попыток самоубийства получили необратимые церебральные повреждения и теперь проведут остаток жизни на аппарате ИВЛ. Неприятно. Но огнестрельные ранения в голову были куда хуже. Работая с ними, я неизбежно вспоминал, как Вон Нго Вен лежал на флоридском шоссе и из остатков его черепа вытекала кровь.

Восемь часов. Затем небо успокоилось, и солнце засияло в нем, словно развязка несмешной шутки.

Через полтора года все повторилось.

* * *

– У вас такой вид, будто вы уже ни во что не верите, – сказал мне однажды Хакким.

– Или такой, будто я никогда ни во что не верил, – ответил на это я.

– Я не про Бога. По-моему, в этом смысле вы совершенно девственны. Я про веру во что-то еще. Не знаю, во что именно.

Загадочное утверждение. Но во время следующего разговора с Джейсоном до меня начал доходить его смысл.

Джейс позвонил, когда я был дома. (Позвонил на мой обычный сотовый, а не на тот осиротевший телефон, который я таскал с собой, словно нерабочий оберег.)

– Алло?

– Ты, наверное, видишь сейчас по телику.

– Что вижу?

– Включи новости. Ты один?

Ответ утвердительный. Один, и совершено добровольно. Никакой Молли Сиграм; никто не испортит мне конец света. Пульт от телевизора лежал на журнальном столике – на своем обычном месте. Там, где я всегда его оставлял.

В новостях показывали многоцветную диаграмму в сопровождении монотонного закадрового бубнежа.

– Джейс, так что я вижу?

– Пресс-конференцию Лаборатории реактивного движения. Пакет данных, принятый последним орбитальным ресивером.

Другими словами, весточку от репликаторов.

– И?

– Мы в деле, – сказал он.

Я практически слышал, как он улыбается.

Спутник перехватил узконаправленное вещание со множества радиоисточников, находившихся на периферии Солнечной системы. Это значило, что как минимум одна колония репликаторов достигла зрелости. И данные не простые, сказал Джейсон, данные комплексные. По мере взросления колонии репликаторов темп ее роста замедлялся, но действия становились все более целенаправленными. Теперь репликаторы не просто поворачивались к Солнцу в поисках дармовой энергии – они анализировали звездный свет, рассчитывали планетарные орбиты с помощью нейросетей из кремниевых и углеродных волокон, сравнивали их с шаблонами, вытравленными в своем генетическом коде. Не менее дюжины полноценных взрослых колоний отправили назад те самые данные, что были призваны собрать. Четыре потока бинарных данных, несущих в себе следующую информацию:

1. Это планетная система звезды со звездной массой, равной единице.

2. Система состоит из восьми крупных планетарных тел (Плутон проигнорировали, ибо он выходил за рамки минимально определяемой массы).

3. Две из этих планет не определяются оптически – то есть окружены мембранами Спина.

4. Сообщившие эту информацию колонии репликаторов переключились в репродуктивный режим, избавились от неспецифических посевных клеток, и те, используя энергию кометных испарений, отправились к соседним звездам.

Такое же сообщение, сказал Джейс, было отослано локальным менее зрелым колониям, и те отреагируют на него: отключат избыточные функции и направят всю свою энергию в репродуктивное русло.

Другими словами, мы успешно инфицировали внешнее пространство квазибиологическими системами Вона.

И теперь они спорулируют.

– Но новостей о Спине так и нет, – сказал я.

– Ну конечно нет! Пока. Не успеешь оглянуться, как эта струйка информации превратится в бушующий поток. Со временем мы составим спин-карту ближайших звезд, а в итоге, быть может, и всей галактики. С помощью этой карты мы наверняка выясним, откуда взялись гипотетики, где еще они закрутили свой Спин и что в итоге бывает с заключенными в мембрану мирами, когда их звезды расширяются и выгорают.

– Но ведь это никак не поможет исправить нашу ситуацию.

– Вероятно. – Он вздохнул, словно я разочаровал его глупым комментарием. – Но разве факты не лучше домыслов? Может, мы узнаем, что обречены. А может – что нам осталось больше времени, чем мы думали. Не забывай, Тайлер, мы работаем и на других фронтах. Разбираем теоретическую физику из марсианских архивов. Если представить, что мембрана Спина – это пространственно-временной туннель, так называемая кротовая нора, где заключен объект, чье ускорение приближается к скорости света…

– Нет у нас никакого ускорения, мы никуда не движемся. Разве что прямиком в будущее.

– Все так, но, если сделать расчеты, получишь результат, дополняющий данные наших наблюдений за Спином, и не исключено, что поймешь, какими силами манипулируют гипотетики.

– Какой в этом смысл, Джейс?