Спин

– Рождается в крови, – сказал Саймон.

Утро и вечер

Я подъехал к вершине невысокого холма, за которым располагалось ранчо Кондона, и поставил машину так, чтобы не было видно из дома. Выключил фары, бросил взгляд на восток и разглядел предтечу рассвета: новые звезды смывало с неба зловещим свечением.

Тут-то я и начал дрожать.

Не мог сдержаться. Открыл дверцу, вывалился из машины и усилием воли заставил себя встать на ноги. Земля высилась во тьме, словно покинутый континент: бурые холмы, заброшенные пастбища, вновь ставшие пустыней, долгий пологий склон, уходящий вдаль, к деревенскому дому. Мескиты и фукьерии дрожали на ветру. Я тоже дрожал. Дрожал от страха – истинного, а не от того сдержанного беспокойства, в котором все мы пребывали с самого начала Спина; даже не от страха, а от внутренней паники, поразившей все мышцы и органы, словно болезнь. Конец срока в камере смертников. Выпускной экзамен. С востока надвигались тумбрели, призванные доставить всех нас к гильотине.

Я задавался вопросом, боится ли Диана. Задавался вопросом, смогу ли ее утешить. Могу ли я все еще утешить кого-то?

Новый порыв ветра поднял клубы песчаной пыли с грунтовки на вершине холма. Быть может, этот ветер – предвестник набухшего Солнца. Ветер, долетевший до нас с изжаренной половины планеты.

Я выбрал укромное место, присел и кое-как натыкал скачущими пальцами номер Саймона на телефоне.

Саймон ответил спустя несколько гудков. Я прижал динамик к уху, чтобы расслышать слова за свистом ветра.

– Зря ты все это затеял, – сказал Саймон.

– Что, мешаю возноситься?

– Я не могу говорить.

– Где она, Саймон? В какой части дома?

– А ты где?

– На холме.

Небо уже просветлело, оно светлело с каждой секундой, на западном горизонте наливался пурпурный синяк. Я отчетливо видел дом. За несколько лет он почти не изменился. Разве что Дэн и его команда примарафетили соседний амбар: подправили и побелили.

Но мне совершенно не понравилась траншея, выкопанная параллельно амбару и присыпанная земляным курганчиком.

Наверное, новая канализационная труба. Или септик. Или братская могила.

– Я иду к ней, – сказал я.

– Это невозможно. Совершенно…

– Предположу, что она в доме. В спальне на втором этаже?

– Даже если ты до нее доберешься…

– Скажи ей, что я иду, Саймон.

Внизу я разглядел фигуру. Человек спешил от дома к амбару. Не Саймон. И не Аарон Сорли, если только брат Аарон не сбросил сотню фунтов. Наверное, пастор Дэн Кондон. В руках он нес по ведру с водой. Похоже, спешил. В амбаре что-то происходило.

– Ты головой рискуешь, – сказал Саймон.

Я рассмеялся, не в силах сдержаться. Затем спросил:

– Ты в амбаре или в доме? Кондон в амбаре, а где Сорли и Макайзак? Как мне их обойти?

Тут на затылок мне легла теплая ладонь – я обернулся.

Оказалось, это была не ладонь, а солнечный свет. Край солнца уже выглянул из-за горизонта. Мой автомобиль, оградка, камни, тощий рядок фукьерий – все это отбрасывало длинные фиолетовые тени.

– Тайлер? Тайлер, их никак не обойти. Тебе надо…

Голос Саймона утонул во взрыве статических помех: должно быть, ретрансляционный стратостат накрыло светом восходящего солнца, и сигнал исчез. Я машинально нажал на кнопку повторного набора, но телефон стал бесполезен.

Я прятался в своем укрытии, пока солнце – громадный румяно-оранжевый диск, испещренный пятнами, похожими на гнойные язвы, – не взошло на три четверти. Я поглядывал на него и тут же отводил глаза, одновременно испуганный и завороженный. Ветер проносился над иссохшей пустыней, то и дело вздымая пелену пыли.

Затем я встал. Наверное, уже мертвец. Наверное, сам того не зная, я уже получил фатальную дозу радиации. Жар был терпимый (по крайней мере, пока), но на клеточном уровне уже, наверное, творились нехорошие вещи, ведь рентгеновские лучи прошивали меня, словно невидимые пули. Но я встал и пошел по накатанной грунтовке, пошел к дому (тот был как на ладони), пошел один и без оружия. И, безоружный, я почти достиг деревянного крыльца, когда брат Сорли всеми своими тремя сотнями фунтов выломился из-за сетчатой двери и обрушил ружейный приклад на мою многострадальную голову.

* * *

Брат Сорли не убил меня – быть может, потому, что не желал встретить Вознесение с кровью на руках. Вместо этого он затащил меня на второй этаж, швырнул в пустую спальню и запер на ключ.

Через пару часов мне удалось сесть, не провоцируя волн тошноты.

Когда вертиго наконец-то унялось, я подошел к окну и поднял желтые бумажные жалюзи. Солнце находилось за домом; двор и амбар окрасились в интенсивно-оранжевый цвет. Жара была чудовищная, но пожары пока не начались. Амбарная кошка, не ведая, что небо объято огнем, лакала стоячую воду из затененной канавы. Я подумал, что у кошки есть шанс дожить до заката. И у меня, наверное, есть.

Я попробовал поднять древнюю оконную раму (сам не знаю зачем – все равно не рискнул бы прыгать), но она была не просто закрыта: направляющие оконного переплета срезали, противовесы застопорили, рамные стыки закрасили много лет назад.