Спин

В комнате не было мебели, кроме кровати. Из инструментов – только бесполезный телефон у меня в кармане.

Единственная дверь представляла собой сплошную деревянную панель. Вряд ли мне достанет сил ее вынести. Возможно, я в нескольких ярдах от Дианы. Возможно, нас разделяет лишь стена. Но я не знал наверняка и не видел способа это выяснить.

Любые попытки задуматься провоцировали глубокую тошнотворную боль в той части черепа, где его окровавил ружейный приклад, так что у меня не осталось никаких вариантов, кроме как улечься на кровать.

* * *

Во второй половине дня ветер стих. Я снова доковылял до окна и увидел над домом и амбаром солнечный круг – огромный и, казалось, зависший в беспрестанном падении. Вот он, рукой подать.

С утра температура в спальне неуклонно росла. Я не мог измерить ее, но прикинул, что сейчас как минимум сто градусов по Фаренгейту, и это еще не предел. Жарко, но не смертельно. По крайней мере, пока. Жаль, что рядом не оказалось Джейсона: он разъяснил бы термодинамику глобального вымирания. Может, нарисовал бы график и показал, где кривые сходятся в летальной точке.

Над пропеченной землей дрожало марево.

Дэн Кондон еще пару раз прогулялся от амбара к дому и обратно. При резком, интенсивно-оранжевом свете дня узнать его оказалось несложно. Было в нем что-то от человека из девятнадцатого века: прямоугольная борода, изрытое оспинами некрасивое лицо. Линкольн в синих джинсах, длинноногий и целеустремленный. Он не оглянулся, даже когда я забарабанил по стеклу.

Я стал постукивать по стенам в надежде, что Диана ответит, но ответа не последовало.

Снова закружилась голова, и я рухнул на кровать, изнемогая от зноя в наглухо запертой комнате, пропитывая потом постельное белье.

И то ли уснул, то ли потерял сознание.

* * *

Очнувшись, я поначалу решил, что в комнате пожар, но то был лишь горячий спертый воздух в сочетании с невыносимо ярким закатом.

Я снова подошел к окну.

Солнце уже добралось до западного горизонта и теперь садилось за него с заметной скоростью. Высокие дуги перистых облаков – обрывки влаги, высосанные из опаленной земли, – рассекали темнеющее небо. Я заметил, что мою машину закатили во двор и поставили у левой стены амбара. И несомненно, забрали ключи. Хотя без топлива от машины все равно не будет никакого толку.

Но я пережил этот день. Нет, мы пережили этот день. Мы оба. Я и Диана. И, ясное дело, миллионы других людей. То есть нам досталась медленная версия апокалипсиса. Изжаримся не сразу, а понемногу, градус за градусом; или, если не изжаримся, то погибнем, когда зной расправится с экосистемой планеты.

Наконец набухшее солнце исчезло, и мне показалось, что температура воздуха тут же снизилась на десяток градусов.

За прозрачными облаками появились несколько разбросанных по небу звезд.

Я проголодался, до боли хотелось пить. Может, Кондон решил ждать, пока я не скончаюсь от дегидратации… или же попросту забыл про меня. Я даже не пробовал представить, как сегодняшние события укладываются в голове у пастора Дэна и какие его обуревают чувства: то ли страх, то ли упоение собственной правотой, то ли причудливая смесь ужаса и ликования.

В комнате стало темно. Ни верхнего света, ни настенной лампы. Но я слышал отдаленный рокот (должно быть, бензинового генератора). Из окон первого этажа лился свет. Светло было и в амбаре.

У меня же не было ничего, кроме телефона. Я вынул его из кармана и нехотя включил – просто чтобы поглазеть на мерцающий экран.

И тут же кое-что придумал.

* * *

– Саймон? – Тишина. – Саймон, это ты? Ты меня слышишь?

Тишина. Затем жестяной оцифрованный голос:

– Ты меня чуть не до смерти напугал. Я думал, эта штука не работает.

– Работает, но только не при свете дня.

Днем солярный шум блокировал данные со стратостатов; теперь же планета отгородила нас от Солнца. Быть может, оборудование воздушных шаров понесло некоторый ущерб (звук в динамике был низкий, с потрескиванием) – но пока что ретрансляторы вполне сносно передавали сигнал.

– Мне очень жаль, что так вышло, – сказал Саймон, – но я же тебе говорил.

– Где ты? В доме или в амбаре?

Пауза.

– В доме.

– Я весь день поглядывал в окно, но так и не видел ни миссис Кондон, ни жены Сорли с детишками. Ни Макайзака с семьей. Куда они делись?

– Уехали.

– Ты уверен?

– Уверен ли я? Ну конечно уверен. Заболела не только Диана. Она вообще последней заболела. Первой была малышка Тедди Макайзака. Потом его сын, потом сам Тедди. Когда стало ясно, что его дети, сам понимаешь, больны по-серьезному и не идут на поправку, тогда-то он собрал их в свой грузовичок и снялся с места. И жена пастора Дэна вместе с ним.

– Давно это было?

– Пару месяцев назад. Вскоре после этого уехала жена Аарона с детьми, эти уже сами по себе. Утратили веру. Плюс тревожились, как бы чего не подцепить.

– Ты видел, как они уезжали? Уверен, что они уехали?

– Ну да… К чему эти вопросы?

– Та траншея у амбара – очень похоже, что в ней кого-то похоронили.

– А, траншея! Ну да, похоронили. Палую скотину.

– Не понял.