своего метода он должен был отвергнуть его как ложное. Затем, принимая во внимание то, что он уже установил относительно себя, он не мог считать все телесное принадлежащим его. сущности, и он
продолжал исследовать, что же именно относится к его сущности
таким образом, чтобы в этом уже нельзя было сомневаться и должно
было вывести отсюда свое существование. И он установил
следующее:
каждого из этих положений он мог вывести свое существование с
равной убедительностью, ни в одном из них нельзя было
сомневаться, и, наконец, все эти истины могли быть мыслимы под
одним атрибутом. Отсюда следовало, что все они верны и относятся
к его природе. Поэтому, говоря: «я мыслю», он имел в виду все
модусы мышления, а именно:
виды мышления.
З
десь прежде всего надо заметить то, что особенно полезно для
последующего, когда речь будет идти о различии между телом и
душой, а именно: 1) что эти модусы мышления могут быть познаны
ясно и отчетливо независимо от всего остального, еще
сомнительного; 2) что ясное и отчетливое понятие, которое мы
имеем о них, становится темным и спутанным, если к этим
состояниям прибавить нечто еще сомнительное.
О
свобождение от всех сомнений.
Чтобы достигнуть достоверности вовсем, что он подверг сомнению, и устранить всякое сомнение, Декарт продолжает исследовать природу совершеннейшего
существа, чтобы убедиться в его существовании. Ибо, если бы
удалось установить, что это совершеннейшее существо существует, что его мощью все создано и поддерживается и что его природе
противен обман, тогда будет устранено основание сомнения, возникшее из того, что автор не знал причины своего собственного
бытия. Именно тогда он узнает, что способность различать истину от
заблуждения дана ему всеблагим и всеправедным богом не для того, чтобы его обмалывать. Таким образом, математические истины и все, что ему кажется вполне очевидным, не сможет уже вызвать в нем
подозрения. Затем он идет далее и, чтобы устранить также остальные
причины сомнения, вопрошает себя: откуда происходит то, что мы
иногда заблуждаемся? Когда же он нашел, что это происходит
оттого, что мы пользуемся свободной волей и поэтому соглашаемся
даже с тем, что мы восприняли лишь смутно, он был уже вправе
заключить, что он сможет в будущем остерегаться ошибки, если
будет соглашаться лишь с тем, что познано ясно и отчетливо.
Каждый может легко достигнуть этого, потому что имеет власть
удерживать свою волю и принуждать ее оставаться
внутри границ разума. Но, поскольку в раннем возрасте мы
воспринимаем много предрассудков, от которых нелегко
освободиться, необходимо избавиться от них и соглашаться лишь с
воспринятым ясно и отчетливо. Для этого он продолжает
перечислять все понятия и простые идеи, из которых слагаются все
наши мысли, и исследует каждое из них в отдельности, чтобы
убедиться, что ясно и что темно в каждом из них. Таким образом, он
получает возможность легко отличить ясное от темного и образовать
мысли ясные и четкие; тем самым он легко найдет действительное
различие между душой и телом, как и то, что в воспринятом нашими
чувствами ясно и что темно, и, наконец, чем отличается сон от
бодрствования. После всего этого он не мог уже сомневаться ни в
своем бодрствовании, ни подвергаться обману чувств и, таким
образом, освободился от всех вышеперечисленных сомнений.
П
режде чем окончить это введение, надо, кажется, еще удовлетворить
тех, которые рассуждают следующим образом: так как
существование бога само по себе нам неизвестно, то, по-видимому, мы не можем удостовериться ни в одной вещи. Ибо мы никогда не
будем в состоянии доказать существование бога, потому что из
недостоверных посылок (поскольку мы объявили все сомнительным, пока не узнали нашего собственного происхождения) нельзя вывести
ничего достоверного.
Ч