Спиноза и проблема выражения

Пассивные аффективные состояния противопоставляются активным потому, что они не развертываются нашей способностью действовать. Но, свертывая ограничение нашей сущности, они, в некотором роде, свертывают самые низкие степени этой способности. На свой манер они являются нашей способностью действовать, но в свернутом, не выраженном, не развернутом состоянии. На свой манер они заполняют нашу потенцию испытывать аффекты, но сводя его к минимуму: чем более мы пассивны, тем менее мы способны подвергаться воздействию многими способами. Если пассивные аффективные состояния отделяют нас от того, что мы можем, то именно потому, что наша способность действовать оказывается сведенной к тому, чтобы инвестироваться в их следы, либо ради их сохранения, когда они радостные, либо ради их устранения, когда они грустные.

Итак, поскольку они свертывают сокращенную способность действовать, то порой они увеличивают эту способность, а порой уменьшают ее. Увеличение может продолжаться до бесконечности, но мы никогда не достигнем формального обладания нашей способностью действовать, пока не обретем активные аффективные состояния. Но оппозиция действий и страстей не должна скрывать от нас другую оппозицию, составляющую второй принцип спинозизма: оппозицию пассивных радостных аффективных состояний и пассивных грустных аффективных состояний, одни увеличивают нашу способность, другие ее уменьшают. Мы приближаемся к нашей способности действовать, только если аффектированы радостью. Тогда этический вопрос у Спинозы оказывается раздвоенным: Как мы приходим к тому, чтобы производить активные аффективные состояния? Но прежде: Как мы приходим к тому, чтобы испытывать максимум радостных страстей?

Что такое зло? Нет иных неприятностей, кроме уменьшения нашей способности действовать и разложения некой связности. И еще, уменьшение способности действовать само является злом лишь потому, что угрожает компонующей нас связности и сокращает ее. Следовательно, мы задержимся на следующем определении зла: это разрушение, разложение связности, характеризующей модус. Тогда о зле можно говорить только со специфической точки зрения существующего модуса: в Природе вообще нет ни Добра, ни Зла, но есть хорошее и дурное, полезное и вредное для каждого существующего модуса. Зло является дурным с точки зрения такого или иного модуса. Будучи сами людьми, мы осуждаем зло нашей точки зрения; и Спиноза часто напоминает, что он говорит о хорошем и дурном, рассматривая только полезность для человека. Например, мы вовсе не помышляем говорить о зле, когда, дабы прокормиться, уничтожаем связность, в которой существует животное. Но в двух случаях мы говорим о «зле»: когда наше тело уничтожается, а наша связность разложена под действием другой вещи; или же когда сами уничтожаем существо, подобное нам, то есть существо, чьего сходства достаточно, чтобы заставить думать, будто оно в принципе согласуется с нами, а его связность в принципе была совозможа с нашей.^[427]

Итак, определяя зло со своей точки зрения, мы видим, что оно является тем же самым со всех других точек зрения: зло – это всегда плохая встреча, зло – это всегда разложение связности. Типичный случай таких разложений – действие яда на наше тело. Согласно

Спинозе, зло, от которого страдает человек, – всегда что-то типа расстройства желудка, интоксикации, отравления. И зло, сделанное человеку со стороны чего-либо или одним человеком другому человеку, всегда действует как яд, как токсичный или неудобоваримый элемент. Спиноза настаивает на этом пункте, когда интерпретирует знаменитый пример: Адам съел запретный плод. Не стоит полагать, говорит Спиноза, будто Бог что-то запрещал Адаму. Просто он открыл ему, что этот плод способен уничтожать его тело и разложить его связность: «бог открывает нам через посредство нашего естественного разума, что яд смертелен».^[428] Теория зла у Спинозы оставалась бы неясной, если бы вопросы со стороны одного из его корреспондентов, Блейенберга, не вынудили Спинозу уточнить свои темы. Не то, чтобы Блейенберг не делал ошибок; и такие ошибки вывели Спинозу из терпения настолько, что он отказался от попыток их рассеять. Но в существенном пункте Блейенберг достаточно хорошо понимает мысль Спинозы: «Вы отвращаетесь от того, что я называю пороком… также, как мы отказываемся есть пищу, которая противна нашей натуре».^[429] Зло-плохая встреча, зло-отравление конституируют основу спинозистской теории.