Блейенберг действует так, как если бы Спиноза говорил, будто существо всегда настолько совершенно, насколько оно может быть, в зависимости от сущности, какой оно обладает в данный момент.
Но именно в этом его третья ошибка. Спиноза говорит совсем другое: Некое существо всегда настолько совершенно, насколько оно может быть, в зависимости от аффективных состояний, каковые в данный момент принадлежат его сущности. Ясно, что Блейенберг смешивает «принадлежать его сущности» и «конституировать его сущность». В каждый момент аффективные состояния, кои я испытываю, принадлежат моей сущности, поскольку они заполняют мою потенцию испытывать аффекты. Пока модус существует, сама его сущность совершенна настолько, насколько она может быть, в зависимости от аффективных состояний, заполняющих в данный момент его потенцию испытывать аффекты. Если такие аффективные состояния заполняют в данный момент мою потенцию, то последняя не может в тот же самый момент оказаться заполненным другими аффективными состояниями: есть несовместимость, исключение, отрицание, но не лишение. Вернемся к примеру со слепцом. Или, лучше, вообразим слепого, обладающего к тому же световыми ощущениями; но он слеп в том смысле, что не может более действовать согласно этим ощущениям; присущие ему световые аффективные состояния полностью пассивны. В этом случае будет варьироваться только пропорция активных и пассивных аффективных состояний при одной и той же потенции испытывать аффекты. Или же представим слепого, утратившего все световые аффективные состояния; в этом случае его потенция испытывать аффекты действительно сокращается. Но вывод остается тем же: существующий модус совершенен настолько, насколько он может быть, в зависимости от аффективных состояний, заполняющих его потенцию испытывать аффекты и заставляющих его меняться в пределах, совместимых с существованием. Короче, у Спинозы не появляется никакого противоречия между «детерминистским» вдохновением, согласно которому потенция испытывать аффекты оказывается в каждый момент необходимо заполненной; и «этическим» вдохновением, согласно которому в каждый момент потенция заполняется так, что способность действовать увеличивается или уменьшается, а сама потенция испытывать аффекты варьируется вместе с вариациями способности действовать. Как говорит Спиноза, нет никакого лишения, но, тем не менее, есть переходы к самым высоким или самым низким совершенствам.[440]
В любом смысле Зло – это не что-то. Быть – значит выражаться или выражать, или быть выраженным.
Зло – это ничто, поскольку ни в чем не выражается. И, главным образом, оно ничего не выражает. Оно не выражает никакого закона композиции, никакой композиции связностей; оно не выражает никакой сущности; оно не выражает никакого лишения более совершенного состояния в существовании. Чтобы оценить оригинальность этого тезиса, надо противопоставить его другим способам отрицания зла. Мы можем назвать «рационалистическим морализмом» (оптимизмом) традицию, обнаруживающую свои истоки у Платона, а свое полное развитие в философии Лейбница; Зло – это ничто потому, что только Добро – или, скорее, потому, что Добро, высшее в существовании, – определяет все что есть. Добро, или Наилучшее, вынуждает [вещи] быть. Спинозистский тезис не имеет ничего общего с этой традицией: он формирует рационалистический «аморализм». Ибо, согласно Спинозе, Добро обладает не большим смыслом, чем Зло: в Природе нет ни Добра, ни Зла. Спиноза постоянно напоминает: «если бы люди рождались свободными, то они не могли бы составить никакого понятия о добре и зле, пока оставались бы свободными».[441] Вопросом об атеизме Спинозы особо не очень интересуются, ибо он зависит от произвола в определениях теизма и атеизма. Так, этот вопрос сам может быть поставлен только в зависимости от того, что большинство людей называет Богом с точки зрения религии: то есть, Бог неотделим от некоего bon ratio [достаточное основание – лат.], возникающего благодаря моральному закону и действующего в качестве судьи.[442] В этом смысле совершенно очевидно, что Спиноза – атеист: моральный псевдо-закон измеряет только наше непонимание законов природы; идея вознаграждений и наказаний свидетельствует лишь о нашем незнании подлинного отношения между действием и его последствиями; Добро и Зло суть неадекватные идеи, и понимаются нами лишь в той мере, в какой мы обладаем неадекватными идеями.[443]