Спиноза и проблема выражения

Но то, что нет ни Добра, ни Зла, не означает, будто исчезает любое различие. В Природе нет ни Добра, ни Зла, но есть хорошее и дурное для каждого существующего модуса. Моральная оппозиция Добра и Зла исчезает, но такое исчезновение не делает равными ни все вещи, ни всех существ. Как скажет Ницше, «”По ту сторону Добра и Зла”… Это, по крайней мере, не значит “по ту сторону хорошего и плохого”».^[444]Есть увеличение способности действовать и уменьшение способности действовать. Различие хорошего и плохого будет служить принципом для подлинного этического различия, которое должно заменить собой ложную моральную оппозицию.

Глава XVI: Этическое видение мира

Когда Спиноза говорит: мы даже не знаем того, что может тело, то такая формулировка является почти военным кличем. Он добавляет: мы говорим о сознании, о разуме, о душе, о власти души над телом. Вот так мы болтаем, но не знаем даже того, что может тело.^[445] Моральная болтовня заменяет подлинную философию.

Такое заявление является важным в нескольких отношениях. Поскольку мы говорим о власти души над телом, то мы не мыслим на самом деле в терминах власти или способности. В действительности мы хотим сказать, что душа, согласно своей эминентной природе и своей особой конечной цели, обладает высшими «обязанностями»: она должна заставить тело повиноваться в соответствии с законами, какие она сама на себя налагает. Что касается власти тел, то либо это – власть исполнения обязанностей, либо власть отвлекать душу и отклонять ее от обязанностей. Тут мы всецело мыслим морально. Моральное видение мира проявляется в принципе, господствующем над большей частью теорий о союзе души и тела: одно из них не действовало бы без того, чтобы другое не страдало. Таков, в частности, принцип реального действия у Декарта: тело страдает, когда душа действует, тело не действует без того, чтобы душа, в свою очередь, не страдала.^[446] Итак, преемники Декарта, хотя и отрицают реальное действие, не отказываются от идеи этого принципа: предустановленная гармония, например, поддерживает между душой и телом некое «идеальное действие», согласно которому, всегда, одно страдает, когда другое действует.^[447] С таких перспектив у нас нет никаких средств сравнить способность тела и способность души; и, не имея средств сравнивать, мы не обладаем никакой возможностью соответственно оценивать их.^[448]

Если параллелизм – оригинальное учение, то не потому, что он отрицает реальное действие души и тела. А именно потому, что он упраздняет моральный принцип, согласно которому действия одной являются страданиями другого. «Порядок активных и пассивных состояний нашего тела по своей природе совместен с порядком активных и пассивных состояний души».^[449] То, что является страстью в душе, также является страданием в теле, то, что является действием в душе, также является действием в теле. Именно в этом смысле параллелизм исключает любую эминенцию души, любую моральную и духовную конечную цель, любую трансценденцию Бога, который устанавливал бы одну серию над другой. Именно в этом смысле параллелизм практически противопоставляется не только учению о реальном действии, но и теориям предустановленной гармонии и окказионализма. Мы спрашиваем: Что может тело? На какие аффективные состояния оно способно, как пассивные, так и активные? Как далеко распространяется его могущество? Тогда, и только тогда, мы сможем узнать то, что может душа сама по себе, и каково ее могущество. Мы обретем средства «сравнивать» способность души со способностью тел; и отсюда мы обретем средства оценивать способность души, рассматриваемой сама по себе.