Спиноза и проблема выражения

Состояние разума – так, как он появляется уже в своем первом аспекте, – имеет сложное отношение с состоянием природы. С одной стороны, состояние природы не подчиняется законам разума: разум касается собственной и подлинной пользы человека и стремится исключительно к его сохранению; природа напротив не имеет никакого отношения к сохранению человека и содержит бесконечность других законов, касающихся всего мира в целом, где человек – только лишь малая часть. Но с другой стороны, состояние разума – не какой-то другой порядок, нежели само состояние природы. Даже в своих «заповедях» разум не требует ничего, что противоречило бы природе: он просит лишь того, чтобы каждый любил самого себя, искал то, что собственно ему полезно и старался сохранить свое бытие, увеличивая свою способность действовать.^[466] Потому не существует искусственности или конвенции в усилии разума. Разум действует не посредством искусственного, а посредством естественной композиции связностей; она действует не по расчету, а через в своего рода прямое признание человека человеком.^[467] Вопрос знания того, предполагают ли существа разумность, или же в ходе становления [разумными] они нуждаются в том, чтобы навязывать друг другу что-то вроде договора, весьма сложен; но даже если на этом уровне и имеется договор, то такой договор не подразумевает никакого конвенционального отказа от естественного права, никакого искусственного ограничения. Состояние разума составляет нечто единое [un] с формированием высшего тела и высшей души, наслаждаясь естественным правом, соответствующим их могуществу: действительно, если два индивида полностью компонуют свои связности, то они естественно формируют в два раза большего индивида, каковой сам обладает в два раза большим естественным правом.^[468] Состояние разума не подавляет и ни в чем не ограничивает естественное право, оно повышает могущество, без которого такое право оставалось бы нереальным и абстрактным.

К чему, тогда, сводится различие между состоянием разума и состоянием природы? В порядке природы, каждое тело встречает другие тела, но его связность не компонуется необходимо со связностями встречаемых им тел. Совпадение встреч и связностей происходит только на уровне всей природы в целом; оно имеет место между совокупностью и совокупностью в бесконечном опосредованном модусе. Тем не менее, когда мы поднимаемся вдоль серии сущностей, мы присутствуем при усилии, которое предвосхищает сущность всей природы. Наивысшие сущности, в своем существовании, уже стараются заставить свои собственные встречи совпадать со связностями, кои компонуются с их связностями. Такое усилие, которое не может завершиться полностью, конституирует усилие разума. Именно в этом смысле разумное существо, на свой манер, может, как говорится, воспроизводить и выражать усилия всей природы в целом.

Но как сами люди сумеют встретиться под связностями, кои компонуются и так формируют разумную ассоциацию? Если человек согласуется с человеком, то лишь постольку, поскольку уже предполагает разумность.^[469] Поскольку люди живут благодаря случайным встречам, поскольку люди затронуты воздействием [sont affectés] со стороны случайных страстей, их влечет по разным направлениям, и именно поэтому у них нет никакого шанса встретиться под согласующимися связностями: они противостоят друг другу.^[470] Верно, что мы избегаем противоречия по мере того, как обращаемся к крайне медленному опыту, крайне медленному эмпирическому формированию. Но мы тотчас впадаем в другую трудность. С одной стороны, бремя наличных встреч всегда таково, что рискует свести на нет усилие разума. И, более того, такое усилие лучше всего достигается только в конце жизни; «тем не менее, в то же время они [люди – пер.] обязаны жить».^[471] Вот почему разума не существовало бы, и он не завоевал бы никогда своего собственного могущества, если бы не находил помощи в способности иного рода, коя присоединяется к нему, подготавливает и сопровождает его формирование. Такая способность иного рода – это могущество Государства или города.