Спиноза и проблема выражения

Действительно, город нисколько не является разумной ассоциацией. Он отличается от последней тремя способами. 1) Движущая сила его формирования не является аффективным состоянием разума, то есть аффективным состоянием, производимым в нас другим человеком под связностью, совершенным образом компонующейся с нашей связностью. Движущая сила здесь – это страх или тревога природного состояния, надежда на наибольшее благо.^[472] 2) Целое как идеал разума конституируется связностями, компонующимися непосредственно и естественно, способностями или правами, складывающимися естественно. Не то же происходит с городом: люди, будучи неразумными, должны, каждый, «отказываться» от своего естественного права. Одно такое отчуждение делает возможным формирование целого, которое само извлекает выгоду из суммы этих прав. Это и есть гражданский «пакт», или «договор».^[473] Тогда суверенный город обладает достаточным могуществом, дабы установить косвенные и конвенциональные отношения, под которыми граждане вынуждены договариваться и согласовываться. 3) Разум – это принцип этического различия между «теми, кто живет по одному только руководству разума», и теми, кто остается под диктатом чувства, между теми, кто освобождается, и теми, кто остается рабами. Но гражданское состояние различает только справедливое и несправедливое, следуя повиновению его законам. Отказываясь от своих прав судить о том, что хорошо, а что плохо, граждане вновь восстанавливают Государство, которое вознаграждает и наказывает. Грех-повиновение, справедливость-несправедливость являются собственно социальными категориями; сама моральная оппозиция имеет – в качестве принципа и в качестве среды – общество.^[474]

Однако, между городом и идеалом разума существует большое сходство. У Спинозы, как и у Гоббса, суверен определяется его естественным правом, равным его могуществу, то есть равным всем правам, от которых отказались договаривающиеся стороны. Но такой суверен не является, как у Гоббса, третьей стороной, в чью пользу осуществлялся бы договор частных лиц. Суверен – это целое; договор происходит между индивидами, но переносящими свои права на целое, кое они формируют, заключая договор. Вот почему город описывается Спинозой как коллективная личность, общее тело и общая душа, «мощь народа, руководимого как бы единым духом».^[475] То, что его процедура формирования крайне отличается о процедуры разума, то, что он является до-рациональным, не мешает тому, чтобы город имитировал и подготавливал разум. Действительно, нет и не может быть иррациональной целостности, противоположной разуму. Несомненно, суверен вправе требовать все, что пожелает, все, что в его власти; он – единственный судья законов, кои он устанавливает, и не может ни грешить, ни ослушаться. Но, именно потому, что он – некое целое, он может сохранить себя как таковой лишь в той мере, в какой «он стремится к цели, которую здравый рассудок предписывает достигать всем людям»: целое может сохраняться, только если оно стремится к чему-то, что имеет, по крайней мере, видимость разума.^[476] Договор, по которому индивиды отчуждают свои права, не имеет иной мотивации, кроме интереса (из страха перед большим вредом, в надежде на большее благо); если граждане начинают более всего опасаться города, они оказываются в природном состоянии, тогда как город утрачивает свое могущество, служа мишенью для заговорщиков, коих он сам и вызвал. Таким образом, именно его собственная природа побуждает город стремиться – настолько, насколько возможно, – к идеалу разума, стараться согласовывать с разумом совокупность своих законов. И город будет тем больше согласовываться с разумом, чем меньше он произведет грустных страстей у граждан (страх или даже надежду), полагаясь скорее на радостные аффективные состояния.^[477]