Спиноза и проблема выражения

Какое-то чувство вынуждает conatus делать что-то в зависимости от некой идеи объекта; так детерминированный conatus называется желанием. Но поскольку мы детерминированы чувством пассивной радости, наши желания все еще иррациональны, ибо они порождаются неадекватной идеей. Итак, теперь, к пассивной радости добавляется активная радость, отличающаяся [от первой] только своей причиной; из такой активной радости рождаются желания, принадлежащие разуму, ибо они происходят из адекватной идеи.^[520] «Все влечения или желания составляют пассивные состояния лишь постольку, поскольку они возникают из идей неадекватных, и относятся к добродетели, как скоро они возбуждаются или рождаются от идей адекватных. Ведь все желания, которыми мы определяемся к какому-либо действию, могут возникать как из адекватных идей, так и из неадекватных».^[521]Следовательно, желания разума замещают иррациональные желания, или, скорее, рациональное сцепление заменяет иррациональное сцепление желаний: «мы сохраняем способность приводить состояния тела в порядок и связь сообразно с порядком разума».^[522]

Вся описанная Спинозой процедура в целом представляет четыре момента: 1) Пассивная радость, которая увеличивает нашу способность действовать и из которой вытекают желания или страсти в зависимости от все еще неадекватной идеи; 2) Формирование, с помощью радостных страстей, общего понятия (адекватная идея); 3) Активная радость, следующая из общего понятия и развертываемая нашей способностью действовать; 4) Такая активная радость добавляется к пассивной радости, но замещает желания-страсти, порождающие последнюю, принадлежащими разуму желаниями, которые суть подлинные действия. Так реализуется программа Спинозы: не благодаря отмене любой страсти, а с помощью радостной страсти [надо] действовать так, чтобы страсти заняли лишь самую малую часть нас самих и чтобы наша потенция испытывать аффекты была заполнена максимумом активных аффективных состояний.^[523]

В начале Книги V Этики, Спиноза показывает, что чувство-аффект перестает быть страстью, как только мы формируем его ясную и отчетливую (адекватную) идею; и что мы формируем его ясную и отчетливую идею, как только присоединяем чувство-аффект к общему понятию как его причине. Тем не менее, Спиноза сохраняет этот тезис не только для чувства-аффекта радости, он утверждает его приемлемость для любого чувства-аффекта: «Нет ни одного телесного состояния, о котором мы не могли бы составить ясного и отчетливого представления».^[524] Доказательство этой теоремы весьма лаконично: «Что обще всем вещам, то может быть представляемо не иначе, как адекватно, а потому…» Рассмотрим тогда случай грусти. Очевидно, Спиноза не хочет сказать, будто грусть, будучи неизбежной страстью, сама является общей для всех людей или всех существ. Спиноза не забывает, что общее понятие – это всегда идея чего-то позитивного: ничто не является общим благодаря простому бессилию или несовершенству.^[525] Спиноза хочет сказать, что даже в случае тела, не согласующегося с нашим и вызывающего в нас аффект грусти, мы можем сформировать идею того, что является общим в этом теле и в нашем; просто такое общее понятие будет крайне универсальным, подразумевающим куда более общую точку зрения, нежели точка зрения наличных двух тел. Тем не менее, у него есть практическая функция: оно ведет нас к пониманию того, почему именно эти два тела не согласуются с их собственной точки зрения. «Мы видим, что неудовольствие вследствие потери какого-либо блага утихает, как скоро человек, потерявший его, видит, что это благо никоим образом не могло быть сохранено».^[526] (Действительно, человек понимает, что его собственное тело и внешнее тело могут компоновать свои отношения продолжительным образом только при других обстоятельствах: если даны посредники, вводящие в игру всю Природу, с точки зрения которых такая композиция становится возможной.) Но когда крайне универсальное общее понятие вынуждает нас постигать несоответствие, из него все еще вытекает чувство активной радости: активная радость всегда следует из того, что мы постигаем. «Поскольку мы познаем причины неудовольствия, оно перестает быть состоянием пассивным, т. е. перестает быть неудовольствием».^[527] Следовательно, похоже, что, даже если мы начинаем с грустной страсти, главное от предыдущей схемы возвращается: грусть; формирование общего понятия; вытекающая из него активная радость.