Но что именно мы познаем с помощью этих понятий? Подразумевается, что общие понятия не конституируют особую сущность какой-либо вещи. Однако мало определять эти понятия через их всеобщность. Понятия применяются к особым существующим модусам и не имеют смысла независимо от такого применения. Представляя (с более или менее общих точек зрения) подобие композиции существующих модусов, они – для нас – являются только средством достижения адекватного познания характерных связностей тел, познания композиции этих связностей и законов их композиции. Опять же, мы хорошо это видим на примере чисел: во втором роде познания мы уже не применяем известное по слухам правило, как если бы мы повиновались моральному закону; постигая правило пропорциональности в общем понятии, мы схватываем способ, каким компонуются конститутивные отношения трех данных чисел. Вот почему общие понятия сообщают нам знание о позитивном порядке Природы – в смысле порядка конститутивных или характерных связностей, под которыми тела согласуются и противопоставляются. Законы Природы проявляются уже не как команды и запреты, но потому, что они суть вечные истины, нормы композиции, правила осуществления потенций. Именно такой порядок Природы выражает Бога в качестве истока; и чем более мы познаем вещи, следуя этому порядку, тем более сами наши идеи выражают сущность Бога. Все наше познание выражает Бога, когда руководствуется общими понятиями.
Общие понятия – одно из фундаментальных открытий Этики. Мы должны, в этом отношении, придать самое большое значение хронологии. Фердинанд Алькье недавно настаивал на этом пункте: введение общих понятий в Этике отмечает решающий момент спинозизма.[535] Действительно, ни Краткий трактат, ни Трактат об усовершенствовании не учитывают этого. Из Краткого трактата уже известно, что вещи обладают характерными связностями, но для их обнаружения требуется только «рассуждение»; нет никакого упоминания об общих понятиях.[536] А также, то, что соответствует второму роду познания в Кратком трактате (второй «модус сознания»), конституирует не адекватное познание, а просто прямую веру. В Трактате об усовершенствовании то, что соответствует второму роду (третий «модус восприятия»), конституирует еще только ясное, но не адекватное познание: оно определяется вовсе не общими понятиями, но умозаключениями картезианского типа и дедукциями аристотелевского типа.[537]
Однако, в Трактате об усовершенствовании разума – в совсем другом контексте – мы обнаруживаем предчувствие и некое приближение к тому, что будет общими понятиями. Действительно, в знаменитом отрывке говорится о «постоянных и вечных вещах», которые, ввиду их вездесущности, являются по отношению к нам «чем-то вроде универсалий или родов для определения единичных изменчивых вещей»: мы опознаем здесь более универсальные понятия – протяженность, движение, покой, – кои являются общими для всех вещей. А продолжение текста требует еще и других «вспомогательных средств», необходимых для постижения единичных изменчивых вещей: тогда мы предчувствуем роль менее универсальных общих понятий.[538] Но если этот текст и вызывает много затруднений, то потому, что написан с точки зрения наивысшего модуса восприятия или рода познания, относясь к самим сущностям: как говорит Спиноза, законы вписываются – в постоянные и вечные вещи – как в подлинные кодексы; ибо эти законы, по-видимому, суть законы производства сущностей и законы композиции связностей.[539]