Спиноза и проблема выражения

Самость [moi], вещи и Бог суть три идеи третьего рода. [Из них] вытекают радости, желания и любовь. Радости третьего рода – это активные радости: действительно, они объясняются нашей собственной сущностью и всегда «сопровождаются» адекватной идеей такой сущности. Все то, что мы постигаем под третьим родом, включая сущность других вещей и сущность Бога, мы постигаем в силу того, что понимаем нашу сущность (сущность нашего тела) под видом вечности.^[570]Именно в этом смысле третий род не имеет иной формальной причины, кроме нашей способности действовать или понимать, то есть способности мыслить самого Бога постольку, поскольку он развертывается нашей собственной сущностью.^[571] В третьем роде все идеи имеют – в качестве формальной причины – нашу способность понимать. Все аффективные состояния, вытекающие из этих идей, имеют место, следовательно, благодаря природе активных аффективных состояний, активных радостей.^[572] Надо понять, что сущность Бога вызывает во мне аффект и что сущности вызывают аффекты друг в друге; но не бывает аффективного состояния сущности, которое не объяснялось бы формально самой этой сущностью, следовательно, которое не сопровождалось бы – как формальной причиной – идеей чьей-то самости [soi] или рассмотрением способности действовать.

Из такой радости, вытекающей из адекватной идеи нас самих, рождается желание, желание знать всегда больше вещей в их сущности или под видом вечности. Но, главным образом, рождается любовь. Ибо, в третьем роде идея Бога, в свою очередь, выступает в качестве материальной причины всех идей. Все сущности выражают Бога как то, благодаря чему они осознаются: идея моей собственной сущности представляет мою способность действовать, но моя способность действовать – это только могущество самого Бога постольку, поскольку она развертывается моей сущностью. Следовательно, не существует радости третьего рода, которая не сопровождалась бы идеей Бога как ее материальной причиной: «Из третьего рода познания возникает необходимо познавательная любовь к богу. В самом деле, из этого рода познания возникает удовольствие, сопровождаемое идеей о боге как его причиной».^[573]

Но как активные радости третьего рода сами отличаются от радостей второго рода? Радости второго рода уже являются активными, поскольку объясняются обладаемой нами адекватной идеей. Следовательно, они развертываются нашей способностью понимать или действовать. Они подразумевают, что у нас есть формальное обладание такой способностью. Хотя последняя, по-видимому, и не поддается более увеличению, ей еще не хватает определенного качества, качественного индивидуального оттенка, соответствующего степени способности или интенсивности нашей собственной сущности. Действительно, поскольку мы остаемся во втором роде познания, адекватная идея, коей мы обладаем, еще не является идеей нас самих, нашей сущности, сущности нашего тела. Такое ограничение, по-видимому, является важным, если мы вспомним, каков исходный пункт проблемы познания: мы не обладаем непосредственно адекватной идеей нас самих или нашего тела потому, что последняя пребывает в Боге лишь постольку, поскольку он подвергается воздействию [est affecté] со стороны идей других тел; следовательно, мы знаем наше тело только благодаря идеям аффективных состояний, необходимо неадекватных, и мы знаем самих себя только благодаря идеям таких идей; что касается внешних тел, что касается идеи нашего собственного тела или нашего собственного ума, то мы – в непосредственных условиях нашего существования – не обладаем ими. Итак, второй род познания действительно дает нам адекватные идеи; но эти идеи суть только идеи свойств общих нашему телу и внешним телам. Они адекватны потому, что они пребывают в части как в целом, и потому, что пребывают в нас, в нашем уме так, как они пребывают в идеях других вещей. Но они нисколько не конституируют ни адекватную идею нас самих, ни адекватную идею другой вещи.^[574] Они развертываются нашей сущностью, но сами не конституируют идею этой сущности. Напротив, с третьим родом познания мы формируем адекватные идеи нас самих и других вещей так, как они пребывают в Боге и постигаются Богом. Следовательно, активные радости, вытекающие из идей третьего рода, иной природы, нежели те, что вытекают из идей второго рода. И, более обобщенно, Спиноза вправе различать две формы активности ума, два модуса, под которыми мы активны и чувствуем себя активными, два выражения нашей способности понимать: «…природе разума свойственно представлять вещи под формой вечности [второй род – Ж.Д.], а к природе души относится равным образом представление сущности тела под формой вечности [третий род – Ж.Д.], и… к сущности души ничего кроме этих двух вещей не относится».^[575]