Все аффективные состояния – пассивные или активные – суть аффективные состояния сущности в той мере, в какой они заполняют потенцию испытывать аффекты, в которой выражается сущность. Но пассивные аффективные состояния – грустные или радостные – являются побочными, поскольку производятся извне; активные аффективные состояния, активные радости врожденны, ибо они развертываются нашей сущностью или нашей способностью понимать.[576]Однако все происходит так, как если бы врожденное имело два разных измерения, которые отдают отчет в тех затруднениях, какие мы испытываем при воссоединении с ним или при его обнаружении. Во-первых, общие понятия сами являются врожденными, как и вытекающие из них активные радости. Это не мешает тому, что они должны формироваться и формироваться более или менее легко, следовательно, быть более или менее общими в умах. Появившееся противоречие исчезает, если мы считаем, что рождаемся отделенными от нашей способности действовать или понимать: мы должны, в ходе нашего существования, отвоевывать то, что принадлежит нашей сущности. А именно, мы можем формировать общие понятия, даже самые всеобщие понятия, только если находим исходный пункт в радостных страстях, изначально увеличивающих нашу способность действовать. Именно в том смысле активные радости, вытекающие из общих понятий, обнаруживают, в некотором роде, свои окказиональные причины в пассивных аффективных состояниях радости: врожденные по праву, они, тем не менее, зависят от побочных аффективных состояний как от окказиональных причин. Но и сам Бог непосредственно располагает бесконечной способностью действовать, которая не поддается никакому увеличению. Следовательно, Бог испытывает какую-либо страсть, даже радостную, не больше, чем обладает неадекватной идеей. Но также ставится вопрос о знании того, пребывают ли общие понятия и вытекающие из них активные радости в Боге. Будучи адекватными идеями, общие понятия действительно пребывают в Боге, но лишь постольку, поскольку он изначально обладает другими идеями, которые с необходимостью содержат их (эти другие идеи будут для нас идеями третьего рода).[577] Так что ни Бог, ни Христос, являющийся выражением его мысли, не мыслят посредством общих понятий. Таким образом, общие понятия не могут – в Боге – служить принципами для радостей, соответствующих тем, что мы испытываем во втором роде познания: Бог избавлен от пассивных радостей, но он не испытывает даже те активные радости второго рода, которые предполагают увеличение способности к действию как их окказиональной причины. Вот почему, согласно идее второго рода, Бог не испытывает никакого чувства радости.[578]
Идеи третьего рода развертываются не только нашей сущностью, они состоят в идее самой такой сущности и ее отношений (отношение с идеей Бога, отношения с идеями других вещей под видом вечности). Начиная с идеи нашей сущности как формальной причины, начиная с идеи Бога как материальной причины, мы постигаем все идеи так, как они пребывают в Боге. В третьем роде познания мы формируем идеи и активные чувства, кои пребывают нас так, как они непосредственно и вечно пребывают в Боге. Мы мыслим так, как мыслит Бог, мы испытываем те же чувства, что и Бог. Мы формируем идею самих себя так, как она пребывает в Боге, и мы формируем, по крайней мере частично, идею Бога так, как она пребывает в самом Боге: таким образом, идеи третьего рода конституируют более глубокое измерение врожденного, а радости третьего рода – это единственные подлинные аффективные состояния сущности в себе. Несомненно, мы, похоже, достигаем третьего рода познания.[579] Но, здесь, то, что нам служит окказиональной причиной, – это сами общие понятия, следовательно, нечто адекватное и активное. «Переход» – это только некое явление; на самом деле мы находим себя такими, какими мы непосредственно и вечно пребываем Боге. «Душа теми совершенствами, которые мы представили привходящими к ней, владела уже от вечности».[580] Вот почему радости, следующие из идей третьего рода, – единственные, заслуживающие того, чтобы именоваться блаженством: это более не радости, увеличивающие нашу способность действовать, и даже не радости, все еще предполагающие такое увеличение, это – радости, абсолютно исходящие из нашей сущности так, как она пребывает в Боге и постигается Богом.[581]