Спиноза и проблема выражения

Таким образом, спинозизм утверждает различие по природе между длительностью и вечностью. Если Спиноза, в Этике, избегает пользоваться понятием бессмертие, то потому, что последнее, как ему кажется, подразумевает самую тягостную путаницу. Что касается традиции бессмертия, тянущейся от Платона к Декарту, то в самых разных трактатах можно встретить три аргумента в пользу последнего. Во-первых, теория бессмертия покоится, на определенном постулате простоты души: только тело постигается как делимое; душа же бессмертна, поскольку неделима, причем ее способности [facultés] не являются частями. Во-вторых, бессмертие такой абсолютно простой души постигается в длительности: душа уже существовала, когда тело еще не начало существовать, она длится и тогда, когда перестает длиться тело. Вот почему теория бессмертия часто привлекает гипотезу чисто интеллектуальной памяти, благодаря которой душа, отделенная от тела, может осознавать свою собственную длительность. Наконец, так определенное бессмертие не может быть объектом прямого опыта, пока тело длится. В какой же форме душа выживает в теле, каковы модальности ее выживания, каковы ее способности, раз она бесплотна? Только откровение могло бы теперь сказать нам [об этом].

Эти три тезиса встречают в Спинозе открытого оппонента. Теория бессмертия неотделима от смешивания длительности и вечности. Прежде всего, постулат об абсолютной простоте души сам неотделим от путаной идеи союза души и тела. Связывая душу с телом, мы противопоставляем простоту души, взятой как целое, и делимость тела, самого взятого как целое. Мы понимаем, что тело обладает экстенсивными частями постольку, поскольку оно существует, но мы не понимаем, что душа также обладает такими частями, если только она является идеей существующего тела. Мы понимаем (более или менее), что душа обладает абсолютно простой и вечной интенсивной частью, конституирующей ее сущность, но мы не понимаем, что так она выражает сущность тела, не менее простую и вечную. Во-вторых, гипотеза бессмертия приглашает нас мыслить в терминах последовательности, и делает нас неспособными постигать душу как композит сосуществований. Мы не понимаем, что пока тело существует, длительность и вечность сами «сосуществуют» в душе как два элемента, различные по природе. Душа длится, поскольку ей принадлежат экстенсивные части, кои не конституируют ее сущность. Душа вечна, поскольку ей принадлежит интенсивная часть, определяющая ее сущность. Нам не следует думать, будто душа длится за пределами тела: она длится, пока длится само тело, и она вечна, поскольку выражает сущность тела. Пока душа является идеей существующего тела, в ней сосуществуют экстенсивные части, принадлежащие ей в длительности, и интенсивная часть, конституирующая ее в вечности. Наконец, мы не нуждаемся ни в каком откровении, чтобы знать в каких модусах и как душа выживает. Душа вечно остается тем, чем она уже является в своей сущности, пока длится существование тела: интенсивная часть, степень способности или способность понимать, идея, выражающая сущность тела под видом вечности. Так, вечность души сама является объектом непосредственного опыта. Чтобы почувствовать и испытать, что мы вечны, достаточно войти в третий род познания, то есть сформировать идею самих себя, как она пребывает в Боге. Такая идея – это именно та идея, которая выражает сущность тела; в той мере, в какой мы ее формируем, в той мере, в какой мы ею обладаем, мы испытываем на опыте [expérimentons] то, что мы вечны.^[591]