Понятие выражения, однако, – так, как оно переоткрывается Спинозой и Лейбницем, – не ново: оно уже имеет долгую философскую историю. Но историю чуть скрытую, чуть проклятую. В самом деле, мы попытались показать, как тема выражения вкрадывается в две великие теологическиие традиции эманации и творения. Оно не вмешивается как некое третье понятие, соперничающее извне с этими традициями. Оно вмешивается, скорее, в некий момент их развития и всегда рискует отклонить их, отобрать в свою пользу. Короче, это собственно философское понятие – в имманентном содержании, – которое вмешивается в трансцендентные понятия эманативной или креационистской теологии. Оно несет с собой собственно философскую «опасность»: пантеизм или имманентность – имманентность выражения в том, что выражается, и имманентность выраженного в выражении. Оно стремится проникнуть в самое глубокое, в «тайны», употребляя любимое слово Лейбница. Оно придает природе толщу, каковая является ее собственной, и в тоже время наделяет человека способностью проникать в эту толщу. Оно делает человека адекватным Богу и обладателем новой логики: духовным автоматом, равным комбинаторике мира. Рожденное в традициях эманации и творения, оно создает себе двух врагов, поскольку оспаривает как трансценденцию Единого [стоящего] выше бытия, так и трансценденцию Бытия [стоящего] выше творения. Любое понятие виртуально обладает в себе неким метафорическим аппаратом. Метафорический аппарат выражения – это зеркало и росток.[601] Выражение как
Если в XVII-м веке Лейбниц и Спиноза – один, отталкиваясь от христианской традиции, другой, нначиная с еврейской традиции, – вновь обнаруживают понятие выражения и по-новому высвечивают его, то явно в контексте своего времени, в зависимости от проблем, которые, соответственно, суть проблемы их систем. Попытаемся сначала извлечь то общее, что имеется в этих двух системах, и те основания, на каких они вновь вводят понятие выражения.