Спиноза и проблема выражения

С другой стороны, казуистическая функция псевдо-примера проявляется во всех схолиях, которые выражаются – по отношению к предшествующему доказательству – в форме некоего «именно этого случая». Тут речь еще идет не об одном простом примере, но о строгом назначении условий, при которых объект соответствующего доказательства оказывается действительно реализуемым: схолия задает случай, подведенный под правило, содержавшееся в соответствующем доказательстве, но не как один случай среди других, а как случай, выполняющий это правило и удовлетворяющий всем условиям. Иногда условия являются ограничивающими, а схолия, порой крайне далекая от соответствующей теоремы, напоминает, что такие теорема и доказательство должны пониматься в узком смысле: схолия к II, 45; схолия к IV, 33; и т. д. Но на более глубоком уровне в этом аспекте схолий есть что-то, что восстанавливает позитивную процедуру, поскольку – по крайней мере, для ошибок и страстей – невозможно получить реальное определение, независимо от условий, которые осуществляют в теореме и в доказательстве предварительно указанный объект, невозможно также выделить то, что есть позитивного в ошибке или в страсти, если эти условия не определены в схолии. Вот почему схолии такого типа действуют в форме некоего «да будет»: вот так производится вещь… Также, схолия к II, 35 объясняет, как ошибка, определяемая в теореме как лишение, действительно производится и, тем не менее, уже обладает некоторой позитивностью в тех условиях, в каких производится. И еще, в II, 44, высказав и доказав, что только воображение рассматривает вещи как контингентные, схолия, в свою очередь, намерена доказать, «при каком условии это имеет место» (qua ratione fiat). Книга III обобщает эту процедуру: когда теоремы и доказательства прочерчивают в своей непрерывной прогрессии движение, благодаря которому аффективные состояния сцепляются и выводятся одни из других, схолии вводят некую остановку как внезапно схваченную фотографию, нечто замороженное, некую врéменную неподвижность, нечто мгновенное, которое показывает, что такие хорошо известные аффективные состояния или способность действительно отвечают – и при таких-то условиях – тому, о чем говорит теорема. Такое, также, уже имело место – в книге II – и с памятью (II, 18.), и с общими понятиями (II, 40. 1). Но в книге III умножаются формулировки схолий типа: «Мы знаем, каким образом происходит…» «Мы видим, что может случиться», «Отсюда происходит то, что…» И в то же самое время аффективные состояния или способности находят свое имя: не только Память и общие Понятия в книге II, но и в книге III все имена аффективных состояний, кои будут собраны в окончательных определениях, как в отклике на все схолии – Радость, Грусть, Любовь, Ненависть и т. д. Как если бы движение теорем, доказательств и короллариев непрерывно толкало поток аффективных состояний, но последний формирует свои волны и гребни только в схолиях. Как если бы теоремы, доказательства и королларии говорили на самом высоком языке, безличном и мало озабоченном тем, чтобы идентифицировать то, о чем он говорит, ибо то, что он говорит в любом случае обосновано в высшей истине – тогда как схолии крестят, дают имя, идентифицируют, обозначают и разоблачают, нащупывая в глубине то, что «другой» язык выкладывает и продвигает.