Спиноза и проблема выражения

Философия Спинозы – это некая «логика». Природа и правила такой логики составляют предмет метода. Вопрос знания того, сохраняются ли полностью метод и логика Трактата об усовершенствовании разума в Этике, – весьма важен; но он может быть разрешен только путем рассмотрения самого Трактата. Итак, последний предъявляет нам две разные части. Первая часть касается цели метода, или философии, конечной цели мышления: она в принципе имеет дело с формой истинной идеи.^[217] Вторая часть касается главным образом средств достижения этой цели; она имеет дело с содержанием истинной идеи.^[218] Первая часть с необходимостью предвосхищает вторую, поскольку цель предопределяет средства, благодаря которым она достигается. Каждый из этих пунктов должен быть проанализирован.

Цель философии, или первая часть метода, состоит не в том, чтобы сообщить нам знание о чем-либо, а в том, чтобы сообщить нам знание о нашей способности понимать. Не сообщать нам знание о Природе, но заставить задуматься о высшей человеческой природе и обрести последнюю.^[219] Это значит сказать, что метод, в своем первом аспекте, существенным образом рефлексивен: он состоит только лишь в знании о чистом разуме, его природе, его законах и его силах.^[220] «Метод есть не что иное, как рефлексивное познание или идея идеи».^[221] В этом отношении, мы не увидим никакой разницы между Этикой и Трактатом об усовершенствовании разума. Предмет метода – это, опять же, конечная цель философии. Часть V Этики описывает эту цель не как знание о чем-то, но как знание о нашей способности понимать или о могуществе нашего разума; из этого выводятся условия блаженства как полного осуществления такого могущества. Отсюда и название части V: Depotentia intellectus seu libertate humana.^[222]

«Так как метод есть само рефлексивное познание, то это основание, которое должно направлять наши мысли, не может быть ничем иным, как познанием того, что составляет форму истины».^[223] В чем же состоит это отношение между формой и рефлексией? Рефлексивное познание является идеей идеи. Мы увидели, что идея идеи отличалась от идеи постольку, поскольку мы относим последнюю в ее формальном бытии к способности существовать, а первую – в ее объективном бытии – к способности мыслить. Но, с другой точки зрения, идея, взятая в своем формальном бытии, уже относится к способности мыслить. Действительно, формальное бытие идеи – это ее существование в атрибуте мышления. И такой атрибут не является только лишь неким родом существования, но также и условием, под которым мы относим к чему-либо способность мыслить, понимать или познавать. Бог в атрибуте мышления обладает абсолютно бесконечной способностью мыслить. Идея в атрибуте мышления обладает детерминированной способностью познавать или понимать. Способность понимания, принадлежащая идее, – это способность помыслить самого Бога, поскольку она «развертывается» благодаря этой идее. Мы, следовательно, видим, что идея идеи – это идея, рассмотренная в ее форме постольку, поскольку она обладает способностью понимать или познавать (как часть абсолютной способности мыслить). В этом смысле, форма и рефлексия подразумевают друг друга.

Значит, форма – это всегда форма некой идеи, коей мы обладаем. И еще следует уточнить: только истина обладает формой. Если бы ложь обладала формой, нам было бы невозможно принять ложь за истину и, таким образом, обмануться.^[224] Форма, таким образом, – это всегда форма некой истинной идеи, коей мы обладаем. Достаточно иметь истинную идею, чтобы она рефлексировала себя и рефлексировала свою способность познавать; достаточно знать, чтобы знать, что мы знаем.^[225] Вот почему метод предполагает, что мы обладаем той или иной истинной идей. Он предполагает некую «врожденную силу» разума, который не может промахнуться – среди всех своих идей – в том, чтобы иметь, по крайней мере, одну, которая является истинной.^[226] Но цель метода вовсе не в том, чтобы заставлять нас приобретать такую идею, но в том, чтобы заставить нас «рефлексировать» то, что мы имеем, или заставить нас понять нашу способность познавать.