Спиноза и проблема выражения

Нам возразят, что в любом случае мы исходим из известного следствия-эффекта, то есть из идеи, коя предполагается данной.^[235] Но мы не движемся от свойств следствия-эффекта к определенным свойствам причины, которые выступали бы только как необходимые условия в зависимости от этого следствия-эффекта. Исходя из следствия-эффекта, мы задаем причину – пусть даже через ««фикцию» – как достаточное основание всех свойств, какими, как мы понимаем, обладает эффект.^[236] Именно в том смысле мы познаем через причину, или что причина лучше известна, нежели эффект. Картезианский метод – это регрессивный и аналитический метод. Спинозистский метод – это рефлексивный и синтетический метод: рефлексивный потому, что он постигает знание о следствии-эффекте через знание о причине; синтетическим потому, что он порождает все свойства следствия-эффекта, начиная с известной причины как достаточного основания. Мы обладаем адекватной идеей в той мере, в какой относительно вещи, чьи некоторые свойства постигаются ясно, мы даем генетическое определение, из коего вытекают, по крайней мере, все известные свойства (и даже другие свойства, каковых мы не знаем). Часто отмечалось, что математика у Спинозы играет исключительно роль такого генетического процесса.^[237] Причина как достаточное основание является тем, что, будучи дано, предполагает, что все свойства вещи также даны, и, будучи уничтожено, предполагает, что все свойства равным образом уничтожаются.^[238] Мы определяем поверхность через движение линии, круг – через движение линии, одна крайняя точка которой закреплена, шар – через движение полукруга. В той мере, в какой определение вещи выражает ее действующую причину или генезис того, что она определяет, сама идея вещи выражает ее собственную причину: мы превратили идею в нечто адекватное. Именно в том смысле Спиноза говорит, что вторая часть метода является, прежде всего, теорией определения: «И потому основа всей этой второй части метода заключается в этом одном – в познании условий хорошего определения…»^[239]

Согласно ранее сказанному, спинозистский метод уже отличается от любого аналитического хода; однако он не существует без некой регрессивной видимости. Рефлексия заимствует ту же самую видимость, что и анализ, ибо мы «предполагаем» сначала идею, ибо мы исходим из предполагаемого знания о следствии-эффекте. Мы полагаем ясно познанными некоторые свойства круга; мы восходим к достаточному основанию, из коего вытекают все свойства. Но определяя основание круга как движение линии вокруг одного из своих концов, мы еще не достигаем мысли, которая формировалась бы сама собой или «абсолютно». Действительно, такое движение не содержится в понятии [concept] линии, оно само является фиктивным и требует причины, которая его задает. Вот почему, если вторая часть метода состоит, прежде всего, в теории определения, то она не сводится к этой теории. Последняя проблема ставится так: Как отвести предположение, из коего мы исходим? Или, что то же самое, как выйти из фиктивного сцепления? Как сконструировать само реальное вместо того, чтобы оставаться на уровне математических вещей или отвлеченных понятий [êtres de raison]? Мы достигаем позиции какого-либо принципа, начиная с некой гипотезы; но нужно, чтобы принцип – по природе – полностью освободился от гипотезы, чтобы он обосновывал сам себя и фундировал то движение, благодаря которому мы его достигаем; нужно, чтобы он способствовал – настолько, насколько возможно, – несостоятельности того предположения, из коего мы исходили, дабы обнаружить его. Спинозистский метод, в его противостоянии Декарту, ставит проблему весьма аналогичную проблеме Фихте, когда последний выступает против Кантa.^[240]