Спиноза и проблема выражения

Картезианство зиждется на определенной достаточности ясной и отчетливой идеи. Такая достаточность фундирует метод Декарта, но, с другой стороны, она доказывается испытанием самого этого метода. Декарт утверждает свое предпочтение анализу. В важном тексте, он говорит, что аналитический метод имеет для нас то достоинство, что показывает, «как результаты зависят от причины».^[280]Такое заявление могло бы показаться парадоксальным, передавая анализу то, что возвращается в синтезе, если мы не измерим его точный радиус действия. Следуя Декарту, мы имеем ясное и отчетливое знание о следствии-эффекте, прежде, чем обладаем ясным и отчетливым знанием о причине. Например, я знаю, что я существую как мыслящее существо прежде, чем знаю о причине, благодаря которой я существую. Несомненно, ясное и отчетливое знание о следствии-эффекте предполагает некое знание о причине, но только смутное знание. «Если я говорю: “4 и 3 составляют 7”, это составление является необходимым; ибо мы не представляем себе отчетливо число семь, если неким неявным способом не включаем в него чисел три и четыре».^[281] Ясное и отчетливое знание следствия-эффекта предполагает, таким образом, смутное знание причины, но ни в коем случае не зависит от более совершенного знания причины. Напротив, именно ясное и отчетливое знание причины зависит от ясного и отчетливого знания следствия-эффекта. Такова основа Размышлений, их порядка в частности и аналитического метода вообще: метода умозаключений или импликаций.

Итак, если такой метод и показывает нам, как следствия зависят от причины, то именно следующим образом: исходя из ясного знания следствия, мы вносим ясность в знание причины, каковую оно смутно предполагает, и тогда мы показываем, что следствие не было бы тем, о чьем бытии мы знаем, если бы оно не обладало той причиной, от которой оно необходимо зависит.^[282] Следовательно, у Декарта фундаментально связаны две темы: теоретическая достаточность ясной и отчетливой идеи, практическая возможность перейти от ясного и отчетливого знания следствия к ясному и отчетливому знанию причины.

То, что следствие зависит от причины, не обсуждается. Вопрос в том, чтобы наилучшим образом это показать. Спиноза говорит: мы можем исходить из ясного знания о следствии; но так мы дойдем только до ясного знания причины, мы ничего не будем знать о причине помимо того, что мы усматриваем в ее следствии, мы никогда не обретем адекватного знания. Трактат об усовершенствовании разума содержит фундаментальную критику картезианского метода, используемой им процедуры умозаключений или импликаций и мнимой достаточности ясного и отчетливого, на которую он ссылается. Ясная идея ничего не дает нам, кроме некоторого знания о свойствах вещи, и ни к ничему не ведет нас, кроме как к негативному знанию причины. «Есть восприятие, при котором мы заключаем о сущности вещи по другой вещи, но не адекватно»; «Мы ничего не мыслим в причине, кроме того, что мы наблюдаем в следствии, как достаточно явствует из того, что тогда причина излагается лишь в самых общих терминах, а именно: следовательно, существует нечто, следовательно, существует некоторая мощность и т. д. Или также из того, что ее выражают отрицательно: следовательно, она не есть то или это и т. д.»; «По другой же вещи мы заключаем следующим образом: ясно восприняв, что мы ощущаем такое-то тело и никакое другое, мы отсюда, повторяю, ясно заключаем, что душа соединена с телом и что это единство есть причина такого ощущения; но мы не можем отсюда понять безотносительно, что такое это ощущение и это единство»; «Такое заключение хотя и достоверно, но все же в достаточной степени безопасно лишь для тех, кто соблюдает величайшую осторожность».^283] В этих цитатах нет ни одной линии, которая не была бы направлена против Декарт и его метода. Спиноза не верит в достаточность ясного и отчетливого, поскольку он не верит, что мы можем достаточным образом идти от знания о следствии к знанию о причине.