Спиноза и проблема выражения

Когда мы ищем внутренний принцип участия на стороне причастного, мы с необходимостью должны найти его «выше» или «по ту сторону» [участия]. Речь не о том, что принцип, задающий возможное участие, сам был бы причастным либо способным к участию. Из этого принципа все эманирует; он дарует все. Но сам он не является причастным, ибо участие имеет место только через то, что он дарует, и в том, что он дарует. Именно в этом смысле Прокл разрабатывал свою глубокую теорию Неспособного к участию; участие имеет место только благодаря принципу, который сам по себе не способен к участию, но который дарует [возможность] участвовать. И уже Плотин показал, что Единое с необходимостью выше своих даров, что оно дарует то, чего не имеет, или не является тем, что дарует.^[304] Эманация вообще будет представляться в форме триады: дарующий, то, что даруется, тот, кто получает. Участвовать – это всегда участвовать, следуя тому, что даруется. Таким образом, мы не должны говорить только о генезисе участника, но и о генезисе самого причастного, отдающего отчет в том факте, что оно является причастным. Двойной генезис – дара и того, кто получает дар: следствие-эффект, получающее дар, здает собственное существование, когда оно полностью обладает тем, что ему даруется; но полностью оно им обладает, только обращаясь к дарующему. Дарующий выше своих даров, как и своих продуктов, – способный к участию через то, что даровал, но в себе или согласно самому себе не способный к участию; и обосновывающий, в связи с этим, участие.

Мы уже можем определить характеристики, согласно которым эманативная причина и имманентная причина логически имеют что-то общее, но также и глубокие различия. Их общая характеристика состоит в том, что они не покидают себя: они остаются в себе, дабы производить.^[305] Когда Спиноза определяет имманентную причину, он настаивает на такой дефиниции, которая обосновывает определенную ассимиляцию имманентности и эманации.^[306] Но различие касается способа, каким эти две причины производят. Если эманативная причина остается в себе, то произведенное следствие-эффект не пребывает в ней и не остается в ней. О Едином как о первом принципе или как о причине причин Плотин говорит: «[Именно потому,] что все к нему сводится и из него исходит».^[307] Когда он напоминает, что следствие никогда не отделяется от причины, он думает о непрерывности потока и излучения, а не об актуальной присущности некоего содержания. Эманативная причина производит посредством того, что она дарует, но она по ту сторону того, что она дарует: так, что следствие-эффект вытекает из причины, существует только как вытекающее из причины и задает свое существование, только возвращаясь к причине, из коей оно вытекает. Вот почему детерминация существования следствия неотделима от некоего переворачивания, где причина проявляется как Благо в перспективе трансцендентной конечной цели [finalité]. Напротив, причина является имманентной, когда само следствие-эффект «внутренне имманентно [immané]» причине вместо того, чтобы эманировать. Имманентную причину определяет именно то, что следствие-эффект пребывает в ней – несомненно, в ней как в чем-то другом, – но пребывает и остается в ней. Следствие-эффект остается в своей причине не меньше, чем причина остается в себе самой. С этой точки зрения, различие в сущности между причиной и следствием-эффектом никогда не будет интерпретироваться как деградация. С точки зрения имманентности, различие в сущности не исключает, а подразумевает равенство бытия: именно одно и то же бытие остается в себе в причине, но в которой, также, следствие остается как в чем-то другом.