Разумным это не объяснить, но и мистическим тоже. Возможно, она спешила с выводами. Мария сталкивалась с Лидией Семёновной в разных местах, значит, передвигаться за пределами озера Устинье ничего не мешало? Утопленница так рьяно зазывала всех в водоём, что графиня посчитала это самым важным условием. Она наивно полагала, что дух не способен появиться где-либо ещё.
Мария поднялась на ноги и бросилась обыскивать каждый угол комнаты. Тоненький смех прервал её. Злорадная капель доносилась из той самой чаши. Ну, разумеется, вода. Похоже, она соприкасается с этим миром именно через неё. Но как это всё связанно с Ильёй?
«
Она просидела с ёмкостью в руках до самого прихода князя.
– Что ещё было там, на озере? Перескажите с самого начала, ничего не упуская. – Графиня буквально накинулась на него с расспросами.
«
– …он хотел научить нас метать блинчики. Поднял камень из воды у самого берега…
Глаза Марии широко распахнулись. О, в тот миг она всё поняла. Ногти вонзились во внутреннюю часть ладоней. Её потряхивало от негодования. Вот что подразумевают под «скупой платит дважды», верно? Она намеревалась сбежать, оставив местных разбираться с Устиньей самостоятельно, а в итоге дела повернулись в самую худшую для Марии сторону. Между тем ведь все в уезде уже жили с призраком столько лет, в чём же неправильно желание остаться в стороне? Неужели способности медиума сделали её заложником обязательств и теперь это не оспорить, от этого не отвернуться?
Судьба навязывала роль храбреца, спасителя всея и всех. Тогда как графиня видела себя такой исключительно для лиц определённого круга. Но Устинья взяла и ворвалась в этот круг. Здесь и сейчас более не имели значения губернатор, уезд и безумие утопленницы. Не важно как, но Мария достанет призрака и заставит пожалеть.
Глава 15
Плачут ли утопленницы?
Бежать к озеру в потёмках не самая удачная затея. Плотные серые облака расползались по небу, перекрывая месяц и бисеринки ярких звёзд, которые могли бы улучшить видимость. Снег лип к юбке, волосам, ко всему, до чего мог добраться. Некоторые из особо прытких снежинок залетали графине в рот и кололи нёбо иголочками. Пробираться приходилось вслепую, уповая на удачливость. Впрочем, в нынешнем состоянии, даже ежели на неё свалилось бы сто несчастий, бурь или призраков, едва ли она повернула бы вспять. Ярость здорово подгоняла, помогая вытаскивать сапоги из сугробов и вновь погружать в пронизывающую холодную пасть.
Запутавшись в ногах, графиня неловко скатилась по склону, приземлившись на четвереньки. Мария чертыхнулась и, не обращая внимания на саднящую боль в коленях, наспех отряхнулась, оправила шапку, которую выхватила у кого-то из прислуги усадьбы, и двинулась к озеру.
Сделав на пробу шаг и убедившись, что льдистая корочка ещё не настолько прочна, Мария осталась у самой кромки. Глаза неохотно привыкали к густым краскам надвигающейся ночи. Слабость, мурашки, тошнота – тело не подавало никаких знакомых сигналов. Тогда она позвала Устинью сама. Но и крики оставили утопленницу равнодушной. Графиня пускала в ход всё пришедшее на ум. Пыталась просить вежливо, опускалась до фраз, сильно походивших на угрозы, даже бросила несколько камней. Один из таких с глухим стуком откатился ближе к середине и спустя мгновение ушёл на дно.
– Чёрт с тобой, – процедила Мария, сбрасывая с ног обувь.
Медленно графиня вошла в озеро. Щиколотки обхватил жгучий холод. Вокруг трескалась наледь. Одежда намокла и сделалась неподъёмной. Зуб не попадал на зуб, но надо было продолжать идти. Уткнувшись носом в лисий мех, Мария взывала мыслями к духу, ведь язык просто отказывался шевелиться.
Когда вода стиснула и её талию, графиня остановилась. Пригляделась. Навострила слух. И наконец заставила себя говорить:
– Ты слишком запуталась, Устинья. Перестала отличать желаемое и действительное. – Ноги и руки закоченели, гул воды и завывания ветра нагоняли жути, однако ж твердолобость Марии пересиливала физические тяготы. – Нельзя заставить человека полюбить насильно. Твои сумасшедшие замашки только оттолкнули Гаврилу. Ты пугала его. Слышишь?!
За оглушительным всплеском на графиню обрушился град капель. Устинья возникла перед ней, хорошенько окатив стылой водой, и вонзилась когтями в шею. Гнилые губы приблизились к её уху и злобно прорычали:
– Что-то знать о любви может ли кто-то вроде тебя? Сухая, жестокая, – брызгала слюной утопленница, – не любила ты никогда и не полюбишь.
– По-твоему, любить – это убивать безвинных?