– Безвинных?! – взвился дух. – Стоит только напустить мороки, сделаться милой, как они все готовы забыть тех, кто ждал их.
С каждым мгновением призрак сдавливал её горло, перекрывая доступ воздуху. Мария хлопала Устинью по рукам, пытаясь оторвать от себя, но сгубившая стольких людей была необычайно сильна.
– Хотя бы раз взгляни истине в глаза, – просипела графиня.
Хладные пальцы разжались. В лёгкие ударил кислород.
– Договаривай. – Звук её голоса ножом проскрежетал по блюдцу. – Имеешь в виду что?
Графиня дрожала всё сильнее, раскачиваясь взад-вперёд, словно часовой маятник. Грудь тяжко вздымалась. Губы обратились двумя льдинками. Однако она по-прежнему взирала на Устинью с вывозом, не смея опускать головы.
– В толпе, что тянется от озера до уезда, не только неверные мужья. Там были старики и юнцы, у которых едва прорезался пушок под носом. А мой племянник? Он и не смотрит на девочек. Все его помыслы об учёбе. За что он попал под твою немилость?
Из-под длинных чёрных ресниц показался лихорадочный огонь пылающего взгляда. Устинья по-детски дула губы, будто жутко обиделась от слов Марии.
– Твой разум давно помрачился. День ото дня, совершая новое преступление, ты становишься безнадёжным чудови… Ах! – Графиня неловко взмахнула руками, ощутив сильный тычок в солнечное сплетение.
Мария с головой ушла под воду. Чужая истерика лилась в уши вместе с водой жестокими гудящими звуками. Устинья смеялась, плакала, надавливала на грудь графини, не позволяя вынырнуть.
В небе замерцали две звёздочки и тут же потускнели. Веки графини Ельской затрепетали, отяжелели и опустились.
Илье полегчало столь же неожиданно, как и поплохело. Влас хотел сообщить об этом Марии, которая, ко всеобщему недоумению, как в воду канула. Слуги клялись, что не ведали о том, куда подевалась графиня. Покинуть усадьбу и направиться на поиски самому не позволяло самочувствие мальчика, пребывающего в подвешенном состоянии. Но и оставить Ельскую, очевидно расстроенную произошедшим, не позволяли ни любовь мальчика к тёте, ни совесть.
Скрепя сердце, Влас проговаривал указания брату, чтобы тот мог в случае чего помочь Илье. Под ложечкой тревожно засосало, стоило выйти во двор и вдохнуть морозный запах, который, впрочем, невероятно бодрил и освежал голову. Князь обошёл близлежащие постройки и окрестности, но, к его худшим опасениям, не нашел графиню. Снег валил не переставая. Если следы Марии и были, то их уже давно припорошило. «
– Рябинка! – позвал мужчина, заглядывая на псарню. Длинноногая борзая с острой умной мордой завиляла хвостом. – Нужна твоя помощь, девочка.
Влас почесал за её свисающим ухом, приподняв уголок рта, когда собака начала радостно облизывать его пальцы. Рябинка уже далеко не молода и бодра, как раньше, однако она по-прежнему обладала острым нюхом и безошибочно брала след лисиц, кроликов и даже косуль.
Достав из кожаного мешка, привязанного к бедру, муфту графини, Влас поднёс её к носу Рябинки. Борзая незамедлительно бросилась обнюхивать незнакомый предмет.
– Найди её, девочка. – Князь отошёл от дверцы, предоставляя собаке полную свободу действий.
Какое-то время Рябинка, поскуливая, просто бродила по двору. Но затем она всё же справилась и стрелой помчалась вдаль. Влас старался поспевать, однако то и дело путался в сугробах. Запинался. Падал. Поднимался вновь.
Взобравшись на очередной холм, он наконец заметил борзую, заливающуюся пронзительным воем. Она кружила над чёрной бесформенной тенью, распластавшейся на снегу.
В ушах зашумело. В мыслях заискрилась сотня вопросов, предположений, каждое из которых было неприветливее предыдущего. Влас кинулся к Ельской. Полы шубы распахнулись. Он растерял по пути перчатки и шапку. Но единственное, что на самом деле занимало мужчину, – это безрассудная графиня, в очередной раз за последние сутки подвергшая себя опасности. Куда подевался её разум?
Бездумно он опустился перед ней на колени, осторожно приподнимая за плечи. Мария испустила тяжкий стон и на секунду приоткрыла глаза. Было видно, что она узнавала его, однако сильное истощение и явное обморожение мешали говорить. Чертыхнувшись, князь поднял графиню на руки и поспешил к дому, весь путь приговаривая какую-то утешительную околесицу.
Синие губы Марии Фёдоровны не желали покидать его мыслей даже после того, как он передал женщину слугам, велев снять с неё мокрую промёрзшую одежду, переодеть во что-нибудь сухое и обязательно укутать в одеяла. Сам князь отправился готовить для неё тёплое питье: требовалось как можно скорее отогреть графиню. К счастью, самых худших признаков, при которых можно было предположить ампутацию конечностей, не появлялось.