Питер стоял на тротуаре, когда отец вывел машину из тесной парковки, направился в сторону Вудсайд Авеню и повернул направо. Ещё до того, как переключился светофор, подъехала другая машина и заняла освободившееся место.
Два часа спустя, после наполненной нервами поездки с командой в Ван Кортландт Парк, Питер выбыл из забега всего через милю. Он отлично стартовал, как обычно лидировал, но когда бегуны вышли на лесную часть маршрута, отстал. Он не мог найти ритм. Мышцы ног были тяжёлыми. Его стали обгонять даже юниоры. Питер замедлял бег, пока полностью не остановился и не ушёл с пути, чтобы не мешать другим.
“Судороги?” - тренер пытался понять, в чём проблема. Это было так не похоже на Питера. Вернувшись в автобус после забега, по дороге обратно в Квинс, тренер попросил его сесть впереди. “Ты в порядке?” - спросил он - “Что случилось?”
Питер пожал плечами - “Наверное, плохо себя чувствую”.
“Позвонить отцу?”
“Потом сам ему скажу. Когда он приедет за мной” - сказал Питер и почувствовал давление в груди. У него перехватило дыхание. Он попробовал потянуться, но это не помогло. Тогда он опустил стекло и закрыл глаза под хлынувшим потоком воздуха. “Закрой!” - крикнул один из его товарищей по команде с заднего сиденья. Вскоре автобус вернулся на своё место у дверей спортзала, и Питер стоял рядом с кладбищем в ожидании городского автобуса, со спортивной сумкой в руках.
Он навещал мать по воскресеньям. Почти каждое воскресенье.
Сначала его возил отец, но через несколько месяцев Питер стал туда ездить на электричке. Ему нравилось ездить одному. Обычно он доезжал на 7-й линии метро до Гранд Централа, а там пересаживался на электричку Metro North для семидесятиминутной поездки вдоль Гудзона. Он включал свой плейер, чтобы никто не заговорил с ним, и всю дорогу смотрел в окно, наблюдая, как посёлки Вестчестера проплывают один за другим так быстро, что сливаются в один.
А потом наоборот - пейзаж становится всё более открытым, появляются фермы и очертания каменных стен вдалеке. Дома уступают место лошадиным загонам, асфальтированные дороги переходят в просёлки.
Ни один из городков, мимо которых проезжал поезд, не напоминал ему Гиллама, но Питер всё равно продолжал сравнивать их с Гилламом. Изредка он видел коров.
От станции до больницы надо было идти вдоль шоссе ещё две мили. Однажды в дождь, он поехал от станции на такси, и когда водительница спросила его, к кому он едет в больницу, Питер рассказал ей правду. Когда она довезла его, то, извиняясь, сказала, что ему придётся заплатить пять баксов, потому что она уже сообщила о поездке диспетчеру, да и в целом дела у неё идут неважно.
Было несколько месяцев, когда он вообще не мог посещать мать.
Отец ездил к ней несколько раз, когда её держали в больнице в Бронксе, но адвокаты и доктора решили, что пока не закончится следствие, Питеру лучше её не видеть.
Встреча с Питером, сказал отец, могла нарушить установившееся хрупкое равновесие, и они не хотели этим рисковать. Они представили это как совместное решение всех вовлечённых сторон, но Питера беспокоило, что мать подумает, будто он не хочет её видеть.
Как-то вечером, после решения суда, когда её перевели в больницу в Вестчестер, а отец, наконец, вернулся в Квинс, он погладил Питера по голове и сказал, что мать скоро придёт в норму. И добавил: “Я имею в виду …”
“Ты имеешь в виду, что она не хочет меня видеть?” - спросил Питер.
“Она сама не знает, чего хочет, Питер. Честно. Я только хотел сказать ... Даже не знаю, что я хотел сказать”.
Питер подумал над этим. Чувствовалось, как будто раньше он смотрел на мир из одного окна, а теперь пересёк комнату, чтобы посмотреть из другого.
“Если я приеду к ней, она захочет меня увидеть. Я точно знаю, что захочет”.
“Хорошо, приятель” - сказал отец - “В следующий раз попробуем”.
Питер оказался прав - она не отвернулась, когда увидела, что он сидит в комнате посетителей рядом с отцом.
Она была одета в свободное платье, разрисованное яркими цветами, чёрный кардиган и тапочки. Она выглядела уставшей и набрала вес. От неё пахло супом.
“Это от лекарств” - потом объяснил ему отец - “От них раздувает тело. Даже меняется цвет лица. Поэтому она их ненавидит. Это сильнодействующие лекарства. У неё даже берут кровь почти каждый день, чтобы убедиться, что нет передозировки.
Она не задавала Питеру никаких вопросов, поэтому он просто начал говорить.
Он рассказал ей о новой школе. О Саннисайде, где теперь жил. Она безучастно смотрела мимо несколько минут, а потом прижала палец к губам, чтобы он замолчал.
Его отец посмотрел на часы, и, виновато улыбаясь, сказал, что им пора ехать, чтобы успеть до траффика. Он продолжал улыбаться, чтобы сгладить неловкость, когда они шли к двери.
“Сходи на семинар, про который говорил доктор Эванс на прошлой неделе” - сказал он жене - “Тебе понравится! Анна, правда, хорошо, что Питер пришёл? Он так хотел тебя повидать”.
“Убирайся” - сказала Анна - “Я ненавижу тот день, когда тебя встретила ”.