Спуститься на землю (Колонизация — 2)

Увидев, что Микки получил желанную полоску ветчины, Дональд подошел и укусил своего брата за обрубок хвоста. Они начали драться, как пара щенков или котят. Это была еще одна причина, по которой Джонатан носил кожаные перчатки: разрешать ссоры, не причиняя при этом вреда.

“Нет, нет!” - повторял он снова и снова, разнимая их. Подобно щенкам, котятам или маленьким детям, они не держали зла: они не начинали снова после того, как он выходил из комнаты. Рано или поздно, если повезет, они поймут, что “Нет, нет!” означало, что они должны прекратить то, что делают. Тогда ему больше не понадобятся перчатки. Хотя это было еще не близко к тому, чтобы произойти.

Когда с ветчиной было покончено, Микки и Дональд продолжали выжидающе смотреть на него. Ему стало интересно, что происходит внутри этих длинных, узких черепов. У детенышей не было слов, так что это не могло быть чем-то слишком сложным. Но обслуживал ли он их только в номере, или он им тоже нравился, как щенку нравится его хозяин? Он не мог сказать, и хотел бы, чтобы мог.

Перед уходом он просеял через сито кошачью коробку в другом углу комнаты Ящериц. Они сообразили это даже быстрее, чем кошка, и редко оставляли беспорядок на полу. Даже когда они это делали, беспорядок не был слишком грязным: их помет был твердым и сухим.

Покончив с делами, он закрыл дверь перед Ящерицами, вернулся в свою комнату, схватил учебники и запрыгнул в драндулет, на котором ездил в школу: "Форд" 1955 года выпуска, работающий на бензине, двухцветный "джоб" цвета морской волны и белого цвета, который казался почти таким же высоким, как он сам. У него был паршивый пробег и расходовалось масло, но он работал ... большую часть времени. Когда он завел его, жестяное автомобильное радио заиграло наэлектризованную музыку кантри, которая была в моде в эти дни.

Вестсайд-автострада была новой и сокращала время в пути от Гардены до Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе почти вдвое. Теперь, когда он был второкурсником, он получил разрешение на парковку на территории кампуса. Это сэкономило ему значительную часть пути, который ему приходилось совершать из Вествуда каждый день на первом курсе.

У многих учеников были ранние занятия. Некоторые из них разносили кофе в стаканчиках из вощеного картона. У Джонатана никогда не было этой привычки, что бесконечно забавляло его отца. Ему часто приходила в голову мысль, что его отец считал, что у него была довольно мягкая жизнь. Но ему не приходилось слишком часто выслушивать нотации типа “Когда я был в твоем возрасте ...”, поэтому он предположил, что все могло быть хуже.

Несколько студентов были одеты в куртки и брюки. Остальные были примерно равномерно распределены между ребятами, которые сохранили свои волосы и носили простые рубашки и их коллеги-женщины в одеждах их матерей может быть изношен с одной стороны (с одной вилкой языка, Джонатан думал, используя ящерица идиома) и ему подобные на других: у парней и студенток, которые сделали гонку их Моды, нося боди или, с погодой здорово, корпус-краской футболки. Многие парни в той толпе побрили головы, но только несколько девушек.

В кампусе девушки тоже не ходили с обнаженной грудью - существовало правило, запрещающее это, - хотя многие делали это на пляже или даже на улице. Джонатан не слишком возражал против недостатка; в любом случае, ему было на что посмотреть.

Он с трудом поднялся по широким ступеням Янсса в Ройс-холл, большое здание из красного кирпича в романском стиле с колоннадой перед входом, в котором у него был урок языка расы. Он не удивился, увидев Карен, сидящую под колоннадой, уткнувшись задорным носиком в учебник. “Привет”, - сказал он по-английски, а затем перешел на язык расы. “Приветствую вас”.

“И я приветствую тебя”, - ответила она на том же языке, прежде чем поднять глаза. Когда она увидела рубашку, которую он выбрал, она улыбнулась и добавила: “Возвышенный Повелитель флота”.

“О, да, я важный мужчина”, - сказал он с выразительным покашливанием, которое говорило о том, насколько важным он себя воображал. Выражение лица Карен говорило, что он не был таким уж важным, как все это. Молчаливо признав это, он продолжил: “Вы готовы к сегодняшнему тестированию?”

“Я надеюсь на это”, - сказала она, что заставило его усмехнуться. Он говорил на языке Расы довольно бегло - учитывая, чем занимались его родители, у него не было оправданий, чтобы не делать этого, - но она понимала, как работает грамматика, лучше, чем он. Она также усерднее училась, что было у нее еще со средней школы. Закрыв книгу, она поднялась на ноги. “Пойдем посмотрим, как там?”

“Конечно”, - сказал Джонатан по-английски и еще раз выразительно кашлянул. Во многих его разговорах с друзьями смешивался его собственный язык и язык ящериц. Это удерживало большинство представителей старшего поколения - хотя, к несчастью, его собственных мать и отца - от понимания того, о чем они говорили.