Средь других имен

Над городом воют сирены.
Над городом стелется дым.
Устав от работы, смиренно
под стражей без шапок стоим.

Застыла в молчании вечность.

Молчит напряженно конвой.
И холодно, в общем, конечно,
с остриженною головой.

Всё, кроме сирен, замолчало.

Молчит в автоматах свинец.
А завтра — всё снова сначала?
А где же какой-то конец?

Над городом — в трауре флаги.

В душе — ни слезы, ни огня.
Молчит затаившийся лагерь
в преддверии нового дня.

1953 год

Профессор Людвиг

Правда — одна, нет нескольких правд —
так говорят люди.
Я не забуду — был горько прав
Генрих Маврикиевич Людвиг.

Словно загадывал он наперед,

когда говорил себе в бороду белую:
— Страшно не то, что Сталин умрет,
а то, что при этом возвысится Берия!

Я друга такого едва ли найду.

Профессор не дрогнул в годах этих лютых.
Он вышел на волю в прошлом году —
старый лагерник Людвиг.

Друг мой ушел, словно дверь приоткрыл:

мне следом на волю охота!
Людвиг ушел, а мне подарил
свое уцелевшее фото.

С надписью. Может, ее недостоин я,

но ей, как признанию, радуюсь я:
«Писатель не только свидетель истории,
но и ее судья».

Что делать, профессор,—

   мы все здесь
свидетели.
Свидетелей тоже легко посадить!
И все же мы встанем — мы, наши дети ли —
и станем историю миром судить.

На том стою на стыке дорог,

веря, что это будет.
История наломала дров.
Но мы ж не дрова, мы люди!

1953 год

Юрий Стрижевский

Юрий Александрович Стрижевский (род. 1908). Радиоинженер, литератор. Участник Великой Отечественной войны. Был в ополчении, попал в фашистский плен, бежал, потом воевал в рядах Советской армии. В 1945 году вернулся в Москву и в тот же день был арестован. В заключении находился до 1955 года на Колыме.

Как поэт в печати не выступал.

«Забор, запретка, вахта, вышка…»

Забор, запретка, вахта, вышка,
Оскал собачий, автомат.
Попал сюда, считай, что крышка,
Отсюда труден путь назад.

А выжил, об заклад я биться

Готов, что с этих самых пор
Тебе до гроба будут сниться
Запретка, вахта и забор.

1950 год

Колыбельная

Спи, малютка, не надо плакать,
Моя девочка, крошка моя!
Ничего не случилось с папой.
Видишь, больше не плачу я.

Месяц ходит по синему небу,

Ветер плачет в холодной трубе.
Спи спокойно, никто здесь не был.
Спи, все это приснилось тебе…

Котик вон умывается лапкой;

Скоро будет, наверно, светать.
Ничего не случилось с папкой,
Папка просто пошел погулять.

Спи спокойно, любимая крошка,

Моя девочка, моя дочь!
Подрастешь, поумнеешь немножко
И поймешь эту страшную ночь.

1950 год

Моя сероглазая