Средь других имен

Кругом народ — неизбежные посторонние.
Ну как нам быть при этом с любовью?
Если рука так ласково тронет,
Разве можно сохранить хладнокровие?

Глаза наточены, наточены уши

У этих всех… наших ближних.
Они готовы просверлить нам душу,
Ощупать платье — верхнее, нижнее.

А ну-ка представим себе помещение,

Где на воле нам жить придется.
Оконца слепые для освещения,
Под щелястым полом скребется

То ли крыса, то ли другая гадина.

А кругом-то все нары, нары.
А на нарах… Боже! Что там «накладено»:
Тряпки, миски. И пары, пары…

Морды, которые когда-то были

Человеческими ясными лицами.
И мы с тобой здесь… Но не забыли,
Что когда-то жили в столице мы.

Мы поспешно жуем какой-то кусок.

Надо спать, не следует мешкать.
И ложимся тихонько мы «в свой уголок»
В темноте зловонной ночлежки.

Ну как же при этом быть с любовью?

Кругом народ — посторонние.
На грязной доске, на жестком изголовье
Мы любовь свою похороним.

Похороним, оплачем, все-таки веря,

Что это все временно терпим мы.
Что мы не пошляки, не грубые звери
В этом мире спертом и мертвенном.

«Временно, временно»… А время тянется,

А для нас когда время наступит?
Быть может, когда в нас жизни останется
Столько же, сколько в трупе.

Ты боишься, что Ужас Великий грянет,

Что будет страшней и хуже.
А по-моему, всего страшней и поганей
Наш обычный, спокойный ужас.

1954 год

«Загон для человеческой скотины…»

Загон для человеческой скотины.
Сюда вошел — не торопись назад.
Здесь комнат нет. Убогие кабины.
На нарах брюки. На плечах — бушлат.

И воровская судорога встречи,

Случайной встречи, где-то там, в сенях.
Без слова, без любви.
   К чему здесь речи?
Осудит лишь скопец или монах.

На вахте есть кабина для свиданий,

С циничной шуткой ставят там кровать;
Здесь арестантке, бедному созданью,
Позволено с законным мужем спать.

Страна святого пафоса и стройки,

Возможно ли страшней и проще пасть —
Возможно ли на этой подлой койке
Растлить навек супружескую страсть!

Под хохот, улюлюканье и свисты,

По разрешенью злого подлеца…
Нет, лучше, лучше откровенный выстрел,
Так честно пробивающий сердца.

1955 год

«Трезвая, но я была пьяна…»

Трезвая, но я была пьяна,
Мне приснилась белая весна,
Ветер с океана и пурга,
Внезакатный майский день, снега,
И что ночь светлей и жарче дня,
Что коснулась молодость меня.

1955 год

«Море Черное, море Каспийское…»

Море Черное, море Каспийское,
Жгучий ветер и жгучий песок…
Все заветное, все византийское
Отошло от меня на восток.

Только вьюги победные, белые,

Запоздалый лихой ледоход.
Только сердце оцепенелое
То ударит в груди, то замрет.

1955 год

«Метель июне. Кто поверит?..»