Сшитое сердце

Маленькая община жадно разглядывала себя в зеркальной глубине. Принарядившись по такому случаю, люди позировали, серьезные и неподвижные, пристально смотрели на себя, пытаясь освоиться со своими чертами и жестами. Даже дети не смели кривляться. Каждый пыжился, старался собрать неловкие руки-ноги, чтобы увидеть себя целиком, а Клара смеялась, гоняясь за солнечными зайчиками.

Соседям объяснили, что зеркало потускнеет от солнца, если слишком долго простоит во дворе, и его внесли к портнихе. Но через несколько дней моей матери пришлось переместить его на второй этаж, потому что к ней то и дело забегали без предупреждения, чтобы украдкой поглядеться в зеркало.

В день, когда привезли большое зеркало, Анхелы со всеми не было. Она уединилась на террасе, где сушилось белье, чтобы открыть свою шкатулку. Несколько минут она молча просидела среди мокрых простыней перед деревянным ларчиком, потом наклонилась и заглянула внутрь. А когда подняла голову, забравшаяся на крышку ворона посмотрела на нее вопросительно, как смотрят на свое отражение в зеркале, и взгляд ее был полон осмысленности. Птица вспорхнула моей сестре на плечо, и та почувствовала, как ворона машет крыльями у нее за спиной, а когда птица взлетела, часть Анхелы полетела следом за ней, и сестра смотрела, как прямоугольник двора внизу постепенно уменьшается, как становится крохотной пустыня с красной землей. Она увидела, как тянется до города большая дорога, увидела военный плац, море, порт, а поскольку погода была ясная, увидела и далекие поля, и заснеженные горы, увидела большой круг, что описала Фраскита Караско в каменистой пустыне, и фигуру путника, уже месяц идущего по их следам.

Она смогла увидеть другой берег глазами этой птицы, которая с ней уже не расстанется и однажды утром приведет ее к большому вольеру.

Бальное платье

Фраскита Караско, которую до тех пор ничто не могло сломить, ни море, ни горе, ни пески, Фраскита Караско рассыпалась за несколько недель, будто карточный домик, из-за мелочи – лишней складки, красной нитки.

Прекрасная Аделаида, однажды вошедшая к нам без стука, не нуждалась в талантах моей матери, чтобы стать красивее. Ее красота была вызовом для портнихи, и, должно быть, Аделаида это сознавала.

Дверь открылась, не скрипнув, и Анхела вздрогнула при виде этого великолепного создания, этой утонченности и белизны. Сияние самых красивых тканей не шло ни в какое сравнение с сиянием ее кожи. Анхела подумала, что матери пришлось бы спрясть перламутр, чтобы платье не выглядело тусклым рядом с лицом этой гостьи.

Так вот, Аделаида вошла, и, как ни странно, явилась она без свиты, без толпы, обычно сопровождавшей девушек ее сословия. Власть ее проявлялась в манерах, она умела заставить себе повиноваться, и Анхела подумала, что, может, только это девушка и умеет. Она была настолько уверена в себе, что пересекла пустырь в одиночку, пешком, одетая как знатная дама, хотя направлялась в квартал на самом краю медины, о котором, должно быть, и не слышала раньше и который считался одним из самых убогих в городе.

Но кто посмел бы навязаться ей в провожатые?

Даже стоя против света, она сияла в лучах утреннего солнца.

– Я не ошиблась, это дом портнихи Фраскиты Караско? – спросила она у моей сестры, наводившей порядок в комнате в ожидании утренних красавиц.

– Да, это ее дом! – ответила Анхела, постаравшись сохранить спокойствие.

Аделаида улыбнулась, и жемчуга, блеснувшие меж ее губ, ранили Анхелу. Прекрасная Аделаида улыбнулась, как укусила, на миг приоткрыв алый ларчик рта, за бархатной плотью сверкнули зубы, и Анхела тотчас размечталась – сломать бы их один за другим, сшить красные края, запечатать навеки эту совершенную улыбку, которая была сродни оплеухе.

– Я хотела бы заказать ей красное платье, бальное платье!

Моя мать шила до тех пор только подвенечные платья. О ней рассказывали, будто она ненавидит цвет и питает страсть к белоснежным тканям, соединяющим людей. Шитье и клятвы…

И вот эта странная девушка с тревожащей красотой явилась навязать ей цвет.

В комнату вошла Мартирио, холодно взглянула на гостью, та поздоровалась с ней как с давней знакомой и следом за моей матерью поднялась на второй этаж, где портниха попыталась свести ее великолепие к меркам.

– Она не изменилась! – шепотом удивилась Мартирио, когда Аделаида спустилась все такая же сияюще прекрасная, а вот моя мать поблекла.

И с того дня нижнюю комнату затопил красный цвет. Торговцы несли ткани всевозможных красных оттенков, чтобы Фраскита Караско могла выбрать. Хлопок – малина, вишня и маков цвет. Ярко-красные узоры и гранатовые зерна. Багряный бархат и пурпурная тафта. Порфировые пуговицы и кровавые слезы в золоченом ларце. Рубиновый блеск в черных глазах портнихи. Кораллы шелка-сырца и пылающие герани. Несколько оставшихся отрезов сверкали среди ватной белизны подвенечных платьев. Красный наряд своим таинственным кипением затмевал их все. Он силой завладевал взглядом, и постепенно портниха стала уделять ему особое внимание.

Через две недели Аделаида пришла на примерку.